Лемминг Белого Склона - [9]

…а поздней ночью, когда утомлённые долгой дорогой гости отправились на боковую, Альвар Свалльвиндсон из Круглой Горы хотел содрать с лица ненавистную маску, вместе с кожей, ворочался на полати и не мог заснуть. И проклинал себя последними словами, презренный, за те речи, что довелось вести ему, отказываясь от своего родства, признавая себя ублюдком, сделанным в углу и рождённым за дверью, а не в чертогах Свалльвинда, короля сольфов. Ложь горчила во рту. И никакой хмель не перебил бы этот гадкий вкус.

Но ради улыбки Хельги Красавицы он был готов жевать и не такое дерьмо.

Отец был в ярости, когда узнал. Альвар сам всё ему рассказал, сразу по возвращении из Гримхёрга, в надежде на добрый совет, но Свалльвинд конунг разбил надежду, грубо и безжалостно, как молот разбивает причудливый витраж, казавшийся вечным. Он не кричал, не топал ногами, не брызгал слюной во все стороны, он просто говорил, ровно и негромко, лишь побледнел сильнее обычного, так что давний шрам, память о последней войне, рассёк лицо багровой бороздой. Он ронял слова, а в сердце Альвара звенели, осыпаясь, цветные осколки. Застилая глаза серой свинцовой пылью.

— Ты, молокосос, даже и думать не смей про эту свою Хильду или как её там. Понял? Я не собираюсь потакать твоим прихотям, тем более — столь противоестественным. Какой прок нашему роду от этих северян? А законовед мне надобен. Потому ты женишься на дочери Фьялара Финнунга, и не позднее следующей весны.

— Думается мне, — сказал Альвар, — земля горит у тебя под ногами, когда ты так стремишься заполучить этого знатока законов в друзья.

— Спроси при случае Исвальда, — бросил король утомлённо, сел на престол и склонил голову.

— Ты, отец, несправедлив ко мне, — ровным голосом, безо всякой обиды, заметил Альвар, — ты до сих пор считаешь меня босоногим сорванцом, у которого в голове чайки нагадили. Между тем от меня могло быть и побольше толку. Коли бы я больше знал…

Свалльвинд поднял глаза — серые, выцветшие, тусклые. Очень холодные. Словно скала над морем. Альвар только теперь заметил, как отец утомлён, угнетён сводом неба рода Фьёрсунгов, лежащим на его плечах. И как знать, кто может подставить ему плечо на смену.

Скрипнула дверь. В зал совещаний вошёл, опираясь на красивый резной посох, статный бородатый муж, ещё не старый, но уже не юнец. Заметив короля, поклонился. Кивнул Альвару:

— Привет, братишка.

— Привет, Исвальд.

— Прикупили в Форналанде старого красного вина, — похвастал Исвальд, снял с пояса мех, наполнил кубок и протянул отцу, — вынеси суждение, кольцедаритель!

— Нет нужды, — ответил Свалльвинд, принимая чарку, — нечего праздновать.

— Тебе полезно для сердца, — сказал Исвальд, — а что тучи клубятся над Хрингхольмом, так это не первый раз, и, уж пожалуй, не последний.

— Просвети младшего, — указал король на удивлённого Альвара и пригубил, — скёлль! Недурно.

— Хэ, да ты ничего не слышал, пока торчал у Тунда? — усмехнулся Исвальд. — Народ на Северном Склоне не желает повиноваться и платить дань. Ими нынче правит Балин сын Фундина из рода Балина Первого, сына Ойна Праотца. Он отыскал какую-то ведьму, известную как Крака-вёльва, и вот эта самая Крака накаркала такого, что теперь не лопатами разгребать, а секирами…

При этих словах дёрнулось лицо у конунга, и он едва не выронил чашу. Но смолчал.

— Короче говоря, она объявила, что род Балина Первого старше рода Фьёрса Золотого, — продолжал Исвальд, — и потому должен править. Понимаешь, братишка? Править здесь, в Сольфхейме, вместо нас, и держать всё королевство, всю Сольфарики. Чтобы на престоле Гульдскьяльв сидел не наш отец, не я и не ты, а Балин Фундинсон и его отродья! Вот к чему всё идёт.

— Погоди-ка, — покачал головой Альвар, которому слова старшего брата представлялись увлекательной игрой в тэфли[19], не более того, — с чего бы это Балингам лезть на Гульдскьяльв?

— С того, что Крака-вёльва назвала на тинге[20] Северного Склона перечень предков Балина Фундинсона, потом назвала перечень предков из нашего рода, и получилось так, что Балинги восходят прямо к Ойну Праотцу, а Фьёрсунги — не пойми кто, приблудыши какие-то. Потому что, видите ли, род Двалина, старшего сына Ойна и Фары, прервался в горестные годы Храунлоги и последующих войн, а наш предок Фьёрс Золотой просто подсуетился…

— Хорошо сказано — подсуетился! — воскликнул Альвар возмущённо. — Да он спас народ от голодной смерти на свои деньги! Его мать была сестрой Вельи, жены Аина, последнего короля из рода Двалина, и Аин чётко и громко назвал его конунгом!

— Назвал, да только в обход Буи сына Балина IV, — заметил Свалльвинд.

— Так ведь этот Буи тогда пешком под стол ходил! — с жаром возразил Альвар.

— А это, видимо, не волнует ни Краку-вёльву, ни Фундинсона, — старший королевич шумно хлебнул прямо из горла и передал мех брату, — и радует в этом деле только то, что у нашего Балина хватило ума не поднимать открытое восстание, а направить дело на альтинг будущим летом. А на днях гонец прислал письмо из Хлоргатта. Можно сказать, что там было, отец?

Король кивнул, потягивая вино.

— Этот «Дроттинг[21] Балин XVI», как он себя называет, — пренебрежительно процедил Исвальд, сплёвывая слова, — этот горделивый сучий выпердыш — уж простите резкость! — предлагает нам мир и дружбу в обмен на признание его королём над Северным и Западным Склонами, а также Сольвиндалем. Как будто вся Сольфар