Лёлишна из третьего подъезда - [13]
От злости шишка на Сусаннином лбу стала ещё разноцветнее.
Потом — побелела.
Виктор едва успел отскочить: злая девчонка запустила в него цветочным горшком.
И Виктор, как вратарь, принял его на грудь.
За вторым горшком пришлось делать бросок и падать.
— Уймись ты! — вскакивая, крикнул Виктор.
— Горшком её! — сверху крикнул Петька. — Горшком по черепу!
— Не уймусь! Не уймусь!
Сусанна обеими руками схватила самый большой горшок, подняла его над головой…
Горшок перевесил…
Она упала назад себя, только ноги в окне мелькнули.
Горшок раскололся вдребезги.
Злая девчонка закричала так, словно упала с пятого этажа головой вниз.
Потом закричали:
один папа,
одна мама
и две бабушки.
Да так закричали, словно увидели, что единственный ребенок вместе со своими музыкальными способностями навернулся с пятого этажа!
А Виктор бросился наутек: он-то знал, чем всё это может кончиться. Родители единственного ребёнка не будут вам разбирать, кто виноват.
Конечно, не Сусанночка.
Когда Виктор обо всём рассказал Лёлишне, она проговорила:
— Плохи наши дела. Не везёт нам. И чего это Сусанна на нашей дороге встала? Пошли! — твёрдо предложила Лёлишна. — Чего нам бояться? Мы ни в чём не виноваты. Идём!
Тигрёнок зевнул и неохотно двинулся вперёд.
Виктор беспокойно оглядывался, будто на каждом шагу им грозила опасность.
Лёлишна пела:
А около дома — увидели они ещё издали — стояла милицейская машина.
Представление продолжается!
Выступает иллюзионист Григорий Ракитин!
В номере принимает участие милиционер Горшков!
Не меньше Эдуарда Ивановича исчезновением Чипа был обеспокоен Григорий Васильевич. Ведь он готовил новый фокус, в котором должен был участвовать тигрёнок.
Представляете: в ящик садят живого петуха,
закрывают ящик крышкой,
приколачивают её гвоздями,
обматывают толстой верёвкой.
Затем ящик на канатике поднимают под самый купол цирка.
Григорий Васильевич целится в него (в ящик, конечно, а не в купол) из пушки.
Раздаётся оглушительный выстрел.
И ящик стремительно
п
а
д
а
е
т
в
н
и
з
!
Развязывают толстую верёвку, срывают крышку, и из ящика вылезает…
Кто? Петух?
Из ящика вылезает Чип.
А где петух?
А как в ящик попал Чип?
А я не знаю. Если бы знал, то не книжки бы писал, а фокусником работал.
Как делается этот фокус, мы с вами никогда не узнаем. И никто из зрителей не догадается. И, конечно, все будут обижаться, что ничего не удалось заметить. И как это петух превратился в тигрёнка, да ещё в заколоченном ящике, да еще обмотанном толстой верёвкой?
И вот, чтобы такой сложный фокус получился и никто ничего не заметил, надо было работать над ним каждый день по нескольку часов.
И вдруг Чип исчез!
Григорий Васильевич подумал-подумал, погоревал-погоревал и — бегом в милицию.
Там дежурил милиционер Горшков. Окинув взглядом его фигуру, Григорий Васильевич подумал: «Вот это рост! Метра два, не меньше!»
— Не волнуйтесь, — сказал ему Горшков, — тигрёнок — не котёнок, разыщем. Вот в прошлом году из зоопарка обезьяна убежала, с ней тяжеловато пришлось. Мы с одним сержантом по крышам часа три за ней прыгали… А кем вы в цирке работаете?
Вместо ответа Григорий Васильевич проглотил чернильницу-непроливашку и достал её из своего кармана.
— Понятно, — задумчиво сказал Горшков. — Ловкость рук и никакого мошенства.
Тогда Григорий Васильевич взял ручку, воткнул её себе в ухо и вытащил из другого уха.
Милиционер поморщился и сказал:
— До Головёшки вам далеко.
— Какой головёшки?
— Неподдающийся тут у нас один есть, — объяснил Горшков, — воровать мы ему не даём, воспитываем его. Но воровать он умеет. По чужим карманам лазает — ничего, квалифицированно. Маленький он, чернявый и умываться не любит — отсюда и кличка его. Чисто, говорю, работает. Прямо скажем, вам до него далеко. Ни в какое сравнение с ним не годитесь.
— Простите, — оскорбился Григорий Васильевич, — я артист, и сравнивать меня с карманником… странно!
— Обидчивый вы народ, артисты, — укоризненно проговорил Горшков. — Чуть что, сразу и обижаться. Головёшка — тоже артист. Своего рода. Уж какой я специалист по карманникам, сколько я их видел, а официально заявляю: у этого руки золотые. Как у вас. Но талант свой Головёшка людям во вред использует. Потолковали бы вы с ним, гражданин артист-фокусник: может, он в цирке пригодится.
— Нет, нет, странно вы рассуждаете, — пробормотал Григорий Васильевич. — По-вашему, получается, что он фокусником может быть, а я карманником?
— Нет. Карманником куда сложнее. Требований тут больше. Тут знания нужны, опыт; надо, чтобы совести не было. А самое главное, — Горшков поднял вверх указательный палец, — быть готовым на любую подлость. А вы вроде бы другого плана человек.
— Сравнение с жуликом — это оскорбление, — перебил словоохотливого милиционера Григорий Васильевич.
— Зато от всего сердца, — в свою очередь обиделся Горшков. — А я вам советую с Головёшкой познакомиться. Не пожалеете. Может, и он вас кой-чему научит для фокусов. А вы, может, и направите парня на путь истинный, то есть трудовой путь. Пусть хоть в цирке, да работает.
— Я буду на вас жаловаться! — резко вставая, произнёс Григорий Васильевич. — Вы думаете над тем, что говорите? Что это значит: пусть хоть в цирке, да работает? По-вашему, моя работа — работа артиста цирка — ерунда?
