Лекции о сущности религии - [113]

Так как все зависит от богов, боги же являются субъективными, то есть личными, эгоистическими существами, - существами, которые так же мыслят и чувствуют, как и человек:- "Я ревнивый бог", говорит Иегова в Ветхом завете; "боги, - говорит Венера у Еврипида, - находят удовольствие в том, что их почитают люди"; "мы, - говорят боги в овидиевых Фастах, - народ честолюбивый";

так как, стало быть, все зависит от милости или немилости, любви или гнева богов, то естественно, что они почитаются не только по мотивам человеческого, но также и божественного эгоизма; почитаются не только потому, что они делают человеку добро, но и потому, что они хотят быть почитаемы, короче говоря, они почитаются не только ради человека, но и ради самих себя. Субъективное или личное существо можно лишь тем почтить, что ему делают то, что отвечает его пониманию, что соответствует его существу, стало быть, устраняют все, что ему не нравится. В честь знатного гостя устраняют домашний сор и грязь, скорбь и печаль, ссоры и перекоры, убирают с глаз долой все то, что могло бы на него произвести неэстетическое, неприятное впечатление. Точно так же поступает человек и в праздничные дни, посвященные почитанию богов; он воздерживается от всяких занятий, поступков и удовольствий, противоречащих существу богов; он забывает собственные радости и горести, чтобы испытать радости и горести богов, как, например, в праздник Деметры. Но как раз это почитание богов в их духе и соответственно их интересам есть в то же время и почитание в духе человека и соответственно его интересам; ибо лишь этим целомудренным, бескорыстным почитанием приобретаю я их благоволение; но раз я имею их благоволение, я имею все, что мне желательно, я нахожусь у источника всех благ. Точно так же обстоит дело с укрощением гнева, с примирением богов с людьми. Безразлично поэтому, беру ли я их как средство или как цель, потому что раз устранен гнев бога, то устранено и всякое зло, раз уничтожена причина, то вместе с ней отпадает и следствие. "Моя величайшая вина заключается в том, - говорит Овидий в своих элегиях из Том, куда его сослал гнев земного Юпитера, императора Августа, что я его, императора Августа, оскорбил". "Если бы даже, помимо гнева императора, меня и не удручало никакое зло, то не является ли гнев императора сам по себе достаточным злом?" "Ведь немилость императора несет с собой всяческое зло". То же самое относится и к небесным богам. Утишить их гнев значит уничтожить источник всякого зла.

Так как боги распоряжаются жизнью и смертью, счастьем и несчастьем, то с ними и с их почитанием связана мораль, теоретическое, и практическое различение между добром и злом, правдой и неправдой. Я говорю:

связана, потому что сами по себе и первоначально религия и мораль, - по крайней мере, в том смысле, в каком мы теперь эту мораль понимаем, - не имеют между собой ничего общего, и притом по той простой и очевидной причине, что в морали человек устанавливает отношение к себе и к своим ближним, в религии же - к другому, отличному от человека существу. "Все священное писание, - говорит Боден в своей "Демономании", - полно свидетельств, что бог питает величайшее отвращение к колдунам (то есть к тем, которые отказываются от бога и соединяются с дьяволом), ибо они гораздо более заслуживают проклятия, чем отцеубийцы, кровосмесители и содомиты". "Если бы волшебник, - говорит он далее,- и не причинил никакого вреда, не сделал ничего злого людям и скоту, то все же он заслуживал бы того, чтобы быть заживо сожженным, уже потому, что он отказался от бога, соединился с дьяволом и, следовательно, оскорбил величество бога". "Намерение убить, говорит Лютер, - не такой большой грех, как неверие, ибо причинение смерти есть грех против пятой заповеди, неверие же - грех против первой и величайшей заповеди". "Известно, - говорит Кальвин, - что в законе и пророках вера и то, что относится к богослужению, занимают первое место, любовь же поставлена ниже веры". Католическая церковь совершенно определенно отвергла, как еретическое, положение, гласящее, что тот не христианин, кто имеет веру без любви, и, стало быть, санкционировала то положение, что можно исповедывать христианство, иметь веру, религию - без любви, то есть без морали. А благочестивый русский, эта последняя надежда наших отъявленных религиозных и политических абсолютистов, так строго блюдет свой пост, что скорее простит себе совершение кражи или убийства, чем нарушение поста (Штейдлин, Сборник по истории религий). "Армянские священники также скорее отпускают грех совершения убийства и какого-либо другого грубого преступления, чем нарушение поста. Самые дурные люди из числа греков-христиан соблюдают посты не менее строго, чем и самые добродетельные" (Мейнерс, цитируемое сочинение). Криминалист Карпцов был так набожен, был таким библейским человеком, таким христианином, что каждый месяц ходил к святому причастию и не меньше 53 раз - подумайте:

пятидесяти трех - прочел Библию и тем не менее, или, быть может, именно поэтому, этот благочестивый человек приговорил к смерти не меньше 20.000 подумайте: