Лекции о Спинозе. 1978 – 1981 - [9]
Это очень конкретные вещи. У вас болит голова, и вы говорите: «Я не могу даже читать». Это означает, что сила вашего существования таким образом заполняет след мигрени; это имеет в виду изменения в одном из ваших подчиненных отношений; сила вашего существования так заполняет след вашей мигрени, что ваша способность действовать соответственно убывает. Наоборот, когда вы говорите: «О! Я хорошо себя чувствую», и вы довольны, то довольны вы также потому, что тела смешиваются с вашим в пропорциях и условиях, благоприятных для ваших отношений; в этот момент мощь тела, воздействующего на ваше, сочетается с вашей таким способом, что ваша способность действовать увеличивается. Так что в обоих случаях ваша способность быть аффектированным будет полностью осуществлена, но она может быть осуществлена таким способом, что способность к действию до бесконечности уменьшается или до бесконечности увеличивается.
До бесконечности? Верно ли это? Очевидно, нет, так как способности к существованию, способности быть аффектированным и способности действовать на нашем уровне с неизбежностью конечны. Только Бог обладает абсолютно бесконечной способностью. Ладно, но в определенных границах я буду непрестанно проходить через эти вариации способности к действию в зависимости от идей аффекции, которые у меня есть; я непрестанно буду следовать по линии непрерывной вариации affectus’а в зависимости от идей-аффекций, которые у меня есть, и встреч, которые со мной происходят, – так, что в каждое мгновение моя способность быть аффектированным полностью осуществляется, полностью выполняется. Выполняется просто в модусе печали или в модусе радости. Само собой разумеется, что радость и печаль бывают одновременно, потому что разумеется, что в суб-отношениях, составляющих нас, одна часть нас самих может быть составлена из печали, а другая часть нас самих – из радости. Существуют локальные печали и локальные радости. Например, Спиноза дает определение щекотки: локальная радость, но это не означает, что в щекотке все – радость; это может быть радостью, имеющей такой характер, чтобы иметь в виду сосуществующее раздражение иного характера, раздражение, являющееся печалью; моя способность быть аффектированным стремится выйти за рамки самой себя. Для того, чья способность быть аффектированным стремится выйти за всякие рамки, нет ничего хорошего. Способность быть аффектированным – это фактически интенсивность или некий порог интенсивности.
Чего на самом деле хочет Спиноза, так это определить сущность кого-либо интенсивным способом, как некое интенсивное количество. Пока вы не знаете ваших интенсивностей, вы рискуете претерпеть неудачную встречу, и сколько бы вы ни говорили: «Это прекрасно, и избыток, и чрезмерность…», никакой чрезмерности нет, перед вами не что иное, как провал. Уведомление о передозировке… Это как раз феномен способности быть аффектированным, которая выходит за рамки самой себя при тотальном разрушении.
Конечно, в среднем поколении люди были более культурными или учеными в философии, когда они занимались ею; зато имелась весьма поразительная некультурность в других областях: в музыке, в живописи, в кино. У меня складывается впечатление, что для многих из вас отношения изменились, то есть вы не знаете совершенно ничего в философии, и вы знаете или, скорее, можете конкретно пользоваться такими вещами, как цвет; вы знаете, что такое звук или что такое образ. Философия – это своего рода синтезатор понятий; надо создать некое понятие, которое отнюдь не будет принадлежать к идеологии. Понятие – это некий зверь.
То, чему я до сих пор давал определение, – это всего лишь возрастание и убывание способности действовать, или то, что способность действовать увеличивается или уменьшается; соответствующий аффект (affectus) – всегда страсть. Будь это радостью, увеличивающей мою способность к действию, или же печалью, мою способность к действию уменьшающей, в обоих случаях это страсти – страсти радостные или страсти печальные. Еще раз Спиноза разоблачает вселенский заговор тех, у кого есть интерес воздействовать на нас печальными страстями. Священник испытывает потребность в печали прихожан, он имеет потребность, чтобы его прихожане чувствовали себя виновными. Автоаффекции, или активные аффекты, предполагают, что мы обладаем способностью к действию и что в том или ином пункте мы вышли из сферы страстей, чтобы войти в сферу действий. Именно это остается нам рассмотреть.
Как мы смогли выйти из идей-аффекций, как мы могли бы выйти из пассивных аффектов, которые состоят в возрастании или убывании нашей способности к действию; как смогли мы выйти из мира неадекватных идей, если сказано, что наш удел вроде бы строго приговаривает нас к этому миру? Вот как следует читать «Этику», как бы готовя своего рода неожиданную театральную развязку. Спиноза будет говорить нам об активных аффектах, где страстей больше нет, где способность к действию покорена – вместо того, чтобы проходить через всевозможные непрерывные вариации. Здесь есть один очень строгий пункт. Существует основополагающее различие между этикой и моралью. Спиноза не занимается моралью, и по очень простой причине: он никогда не задается вопросом о том, что мы должны; он все время спрашивает, на что мы способны, что в наших силах; этика есть проблема способностей, но она никогда не является проблемой долга. В этом смысле Спиноза глубоко имморален. Моральная проблема – добро и зло; у Спинозы счастливый характер, потому что он даже не понимает, что это означает. Что он понимает, так это хорошие встречи, дурные встречи, возрастания и убывания способностей. Здесь он создает этику, а отнюдь не мораль. Вот почему Спиноза оказал такое влияние на Ницше.
