Лекарство доктора Сажина - [7]

— Ты бы их помыл, что ли? — даже не улыбнувшись, произносит тетя Тоня.

— Зачем? Я же их надену сейчас! — возражает сын.

— Чтобы полку не пачкать! — в сердцах кричит его мама и уходит в свою комнату, хлопнув дверью.

— Пойду в магазин сбегаю, — сказал Стас.

Алкоголики уже проснулись. Томимые жаждой, они почковались возле небольших ночных магазинчиков, переползая из кучки в кучку в надежде на опохмелку. Но сегодня Стас ничего не замечал. В его душе все поет. «Ах, как же она золотисто смеется! А как капризно надувает губки!»

Очередей не было. Продавец, едва взглянув на Стаса, потеряла к нему всякий интерес. Ее любознательность спотыкалась либо на солидных господах средних лет, либо на пьющих — и те, и другие были неожиданно щедры.

— Ирочка! — сердце Стаса вздрогнуло сладкой негой.

— Ирочка! — бубнил рядом стоящий покупатель испитого вида. — Солнышко! Ну последний разочек! Ты же знаешь, я всегда отдаю…С получки, вот те крест, чесс-слово отдам, — мужик истово перекрестился.

— С какой получки? — лениво пререкалась продавец. — Ты же не работал никогда! Отойди в сторону, Вася! Что вам угодно? — холодно-вежливо спросила она у Стаса.

Прижимая продукты к груди, и мимоходом пожалев и Ирочку, и выпивоху, Стас стрелой помчался домой, до работы оставалось полтора часа.

— Стас! Опять ты кладешь продукты в холодильник? — спросила тетя Тоня. — Ты бы его в комнату переставил.

— Ха, комната! — восхитился Вован. — Удивляюсь я вам, маменька. Одно движение Светкиного плеча — и нету двери!

Действительно, Стас видел, как лихая Светка вышибает дверь плечом. У него как-то раз ключ заело. Веселая девушка без промедления пришла на выручку — разбежавшись, она прыгнула, как пантера на дверь, и та мгновенно вылетела.

— И опять ты жаришь яичницу, Стас? Жениться тебе надо, вот что!

— Ага! — заржал Вован. — Обязательно! И привести жену сюда! В этот тараканий гадюшник! — с чувством воскликнул он. — А что? Где ж еще рай, как не в шалаше?

— Девушки нынче так избалованы, им все богатых подавай! — вздохнула тетя Тоня, не обращая внимания на дурацкие выходки сына.

— Не все, не все… — смеялся Вован, показывая на заспанную Светку.

Потягиваясь и вытирая глаза, Светка направлялась в туалет, как всегда в расстегнутом халате. Она как будто не замечала мужчин, потом долго объясняла, почему она не ожидала здесь никого встретить и лишь впоследствии запахивала халат, скрыв под ним худые ноги в синих пятнах.

Светка была из сильнопьющих. От какого-то гормонального дисбаланса у нее на лице густо росли волосы. Но, несмотря на это, к ней часто заглядывали мужчины. В такие дни мать ночевала на маленьком кухонном диванчике: у них с матерью была одна комната на двоих. Жалея мать, соседи не сердились на Светку.

Гораздо хуже было, когда Светка сама вместе с мужиком ночевала на кухне — почему-то приходила ей в голову такая фантазия. В такие дни она ощущала себя на полную катушку гулящей дамой и всю ночь напролет хихикала. Только тетя Тоня, отодвинув табуретку, которой подпирали дверь, отваживалась входить в помещение и ругать непутевую женщину.

Светка лениво огрызалась, лежа с сигаретой на маленьком диванчике.

— До чего же я все-таки добрая! — слышался хриплый ее голос. — Сколько мне ни делают зла, я все равно людям одно добро… одно добро…

Светкин монолог не встречал поддержки, и она черпала вдохновение в себе самой:

— Нет, до чего же я все-таки добрая! Вот вчера подруга увела у меня мужика. Что я сделала, теть Тонь? Нет, ты спроси, теть Тонь!

— Еще чего, буду я спрашивать! — возмущалась тетя Тоня.

— Вот и я говорю, что добрая. Я ей морду бить не стала, нет, не стала, вот я какая добрая! — торжественно заключает Светка, ожидая аплодисментов.

Но тетя Тоня со зверским видом закрывает кран и отчаливает в свою уютную норку.

Рассеянно слушая кухонный гомон, Стас густо посолил яичницу и, думая о своем, почему-то сказал:

— Вот как это бывает!

— Вот именно! — тут же подхватил тему Вован. — Я тебе расскажу, как это бывает. Помнишь очереди за водкой? Ну, когда у нас виноградники вырезали, выпендриваясь перед мировым сообществом?

— Помню, помню, — ответил Стас, чтобы остановить неуправляемый словесный поток Вована, но это еще больше того раззадорило:

— Стою я как-то в очереди. Давали тогда по два пузыря, а у меня кодла на улице, что нам литр? Очередь подошла, я заплакал и говорю продавщице: «Жа-алко!» Она спрашивает: «Кого?» «Папаню в шахте завалило…» — говорю, а сам реву навзрыд. Она сама чуть не плачет, тихонько спрашивает: «Сколько?» «Десять,» — отвечаю. Она бутылки в сумку складывает и спрашивает: «Куда же ты, горемычный?» Я слезы вытираю: «Пойду папаню откапывать!» — И Вован заливисто хохочет.

Стас уносит яичницу в комнату и возвращается за чайником, он представляет Ирочку в этой грубой обстановке и ужасается: «Нет-нет и нет! Это значит нет — никогда!»

Начинался рабочий день, и город спешил в столицу. На месте работали немногие — в основном, в гигантском подземном институте. «А кстати, чем она сама занимается? С виду похожа на школьницу. Почему я раньше ничего не слышал о племяннице из Минска?»

Улицы закончились и дальше вились лесные тропинки, Стас выбрал одну из них и зашагал в сторону института. Здесь когда-то шумел густой лес, но сейчас он поредел. Подмосковному городку отводилась роль легких огромного мегаполиса, но он справлялся с ней плохо. Лес все еще был зеленым, но он погибал, как старый больной человек: деревья ложились на землю и медленно умирали.