Они сидели на скамейке в больничном парке, под сенью расцвеченных всеми цветами осени деревьев. Петровский курил свою неизменную трубку, задрав голову к безоблачному небу. Максим крошил хлеб и кормил драчливых голубей.
– Как же все-таки хорошо! – нарушил молчание Тарас. – Обожаю осень.
– Да вы, по-моему, любое время года любите, – заметил Максим.
– Я вообще жить люблю, – объявил Петровский.
– Я, как выяснилось, тоже, – усмехнулся Максим.
Тарас обернулся к нему.
– Как-то безнадежно прозвучало, – заметил он.
– А как еще может прозвучать? – пожал плечами Максим. – Как вспомню ту мясорубку…
– Знаешь, хорошо, что они хотя бы догадались вывезти посторонних. Спасли десять невинных жизней. Мы же потом беседовали со всеми. Они ни сном ни духом, как, впрочем, и ты. Ты тоже был хорош. Ну, надо же было такое придумать, а? Ты о собаках где прочитал?
– В кино видел, – буркнул Максим. – Помните, фильм такой был, «К-9»? Про собаку полицейскую. Там герою Джеймса Белуши долго объясняли, кто такой альфа-лидер.
– И кто же?
– Вожак стаи.
– Но зачем, Максим? Ты бы и так их голыми руками…
Максим потер лоб.
– А я знаю? – с тоской произнес он. – Ведь это не я придумал.
Тарас помолчал.
– Ты, кстати, когда догадался здание-то поджечь?
– Не помню. Наверное, когда обнаружил, что Борзов застрелиться успел. От злости, наверное, и поджег; Не слышно о «Сигме»?
– Полностью пропала с рынка. Я было решил, что формулу те увезли, которых ты выпустил. Мы же их впопыхах так и не взяли. Оказался не прав.
– Я бы их тогда не выпустил. Кто они такие были?
– Да тоже, знаешь, те еще подарки, – махнул рукой Петровский. – Из конкурирующей организации. С ними потом как-нибудь разберемся. Ты что поделывать-то намерен? Сидеть, страдать и убиваться?
Максим бросил голубям горсть хлебных крошек.
– В себя немного приду – и за работу. Ваше предложение все еще в силе?
– А как же. Мои предложения всегда в силе.
Тарас поднялся.
– Ладно, Максим, – сказал он. – Пойду я.
– Ничего себе! – возмутился тот. – Приехали на полчаса, двадцать минут из которых дымили трубкой. Что ж так-то?
– А у тебя уже другой посетитель, – улыбнулся Петровский, кивнув в сторону больничного корпуса. – Ты уж прости старика, взял на себя смелость.
Максим обернулся, и хлебные крошки посыпались на землю.
Около машины Тараса стояла, робко переминаясь с ноги на ногу, Алена. Вот, поймав его взгляд, подняла руку, неуверенно помахала. Совсем на себя не похоже.
– Тебе многое надо ей рассказать, – произнес Петровский, улыбаясь. – И ей тебе наверняка тоже… А я уж поеду, Максим. И даже не упрашивай меня, старика, с вами, молодыми, остаться.
