Лёка. Искупление - [26]

Она не стала рассказывать об этом Стасу. Неожиданно даже для самой себя она сорвалась на крик и начала что-то нести о взаимном уважении, доверии, которое будет навсегда потеряно, если ребенок уличит родителей в малейшей лжи… Потом она почему-то вспомнила мужиков, которые совсем не уделяют внимания воспитанию детей, а только портят то, что так долго и старательно вкладывают в своих чад матери… Потом она кричала что-то еще и еще…

Должно быть, Стас что-то слышал о том, что у женщин после родов бывают перепады настроения, необоснованные вспышки гнева и слезы без причин. Он попытался обнять разбушевавшуюся Лёку, а когда та вырвалась, взял на руки крошечного сына.

Даниил открыл один глаз и посмотрел куда-то в сторону. Он еще не умел фокусировать глазки, взгляд его блуждал. Но Стаса это не смутило.

– Сынок, – сказал он тогда, – ты запомни – никакого Деда Мороза нет. И Бабок Ежек нет тоже. И даже Змеев Горынычей. Все по-взрослому, все серьезно. Дважды два – четыре, угол падения, в натуре, равен углу отражения и Ньютон всех нас научил, что в саду лучше не гулять, а то яблоня от яблока, гадом буду, недалеко падает!

Про яблоню, которая падает рядом с яблоком, – это была старая шутка. Но Стас умел говорить старые шутки так, что снова и снова становилось смешно. Лёка рассмеялась – и ссора погасла. А Данька, как только научился хватать ручками предметы и тащить их в рот, очень этого Деда Мороза полюбил. Схватит его и облизывает, лучше любой погремушки.

И чего, спрашивается, она завелась тогда? Эх, лучше бы Стас сегодня не ездил в этот проклятый парк, а был бы с ними рядом! И пусть бы рассказывал Даньке про Деда Мороза! Хоть до того времени, когда сын начнет бриться. Лёка бы ни слова не сказала, вот честно – ни слова!

Из глаз брызнули слезы.

Лёке стало так худо, что она выпила еще коньяку.

Проснулся и захныкал Данька. Лёка опять покормила его и вспомнила, что сегодня еще не гуляла с малышом. Внезапно она поняла, что очень хочет на улицу, – в квартире ей было душно. Она мельком глянула на градусник, прикрепленный к окну, и решила, что на улице тепло. Легко, почти по-летнему одела Даниила, легко оделась сама и вышла, не забыв прихватить с собой сумочку. Сумочка у Лёки была вместительной, и початая бутылка коньяка в ней тоже поместилась.

Глава 5 Беда

1

Вечерело. Люди снова и снова шли по одной из центральных площадей Большеграда. Они видели молодую маму, гуляющую с коляской, в которой то хныкал, то спал младенец. Ничего необычного в этом не было, разве что глаза у мамы были красными, одета она была не по сезону легко, да и гуляла как-то уж очень долго.

Но Лёка не замечала времени. Прогулку уже можно было давно закончить, но она ходила и ходила, в сотый раз огибая площадь. В ушах звенело, не хватало воздуха. Не хотелось обратно в квартиру, казалось, что в четырех стенах она совсем не сможет дышать. Как будто бы долго-долго карабкалась на высокую скалу, почти забралась на вершину, но сорвалась и упала вниз. Не разбилась, но сильно ударилась о землю. Слишком много воспоминаний. Слишком много обманутых надежд. Слишком больно от того, что журавль вновь упорхнул в небо, а ведь она уже держала его в руках!

Постоянное движение отвлекало от мыслей. По крайней мере чуть-чуть. И боль в уставших ногах заглушала боль в сердце. По крайней мере чуть-чуть.

Иногда она садилась у фонтана и кормила Даньку грудью, не обращая внимания, смотрят на нее или нет. Наверное, впервые в жизни ей было все равно, как она выглядит. А еще она время от времени доставала из сумочки бутылку с коньяком и пила прямо из горла. И ей опять было все равно, что подумают о ней проходившие мимо люди.

Когда наступила ночь, Лёка совсем устала, но домой все же не пошла. Она устроилась на скамейке у фонтана, допила коньяк и отправила пустую бутылку в урну.

Данька спал. Сегодня он вел себя намного спокойнее, чем в последние дни. Может быть, сыграла роль непривычно долгая прогулка, может, алкоголь попал из крови матери в молоко, но младенец спал так крепко, как в первый месяц жизни. За это Лёка была ему благодарна. Если бы маленький Даниил постоянно орал, ей было бы совсем худо.

А может, хуже и не бывает? Лёка уже перестала жалеть Стаса и теперь вновь жалела себя.

Все расплылось перед глазами: месяц, глядящий сквозь тучи, бледный свет фонаря возле скамейки… Ей казалось, что вот так поплыла, перед тем, как совсем исчезнуть, ее жизнь.

Обстоятельства представлялись Лёке совсем кислыми. Вновь и вновь она повторяла себе, что она одна и помощи ждать неоткуда.

Родных нет? Нет.

Друзей нет? Нет.

Денег нет? Нет. Ну, немного-то есть, но скоро совсем не будет.

Мужчины, который мог бы ее содержать, нет? Нет! И не предвидится. Уже возраст не тот, чтобы к ее ногам падали все, кого она пожелает, да и ребенок на руках.

Жилья нет? Нет. Точнее говоря, пока есть, но через неделю не будет. Она не Стас, она в палатке жить не может. И рыбу ловить не умеет. И на вокзале она сроду не жила. И из мусорных баков не питалась. Хотя, может статься, что и придется! М-да – ситуация…

Работы нет? Нет. И не предвидится. Если бы она была без Даньки, то работу, конечно же, нашла бы. Здесь ведь не Штыбово, здесь кипящий жизнью Большеград, и работы полным-полно! Но куда деть Даниила? Таких маленьких, кажется, даже в ясли не берут. Или берут? Или в яслях платить надо? Много ли? А денег нет…