Лёхин с Шишиком на плече - [30]

Кого испугался Шишик?

И чей шаг эхом отдавался за шагом Лехина? Может, ну его, этот труп? Хватит приключений на сегодняшнюю ночь. Вернуться бы домой, залезть под одеяло, прохлада пододеяльника ласково снимет с горящей кожи излишний жар… Представив столь соблазнительное перемещение в постель, Лехин в следующую же секунду прочувствовал себя — мокрым от пота, грязным от подвальной пыли… И вот это вонючее и жирное — на чистые сухие простыни?!

Топ-топ-топ… От киоска, который почти носом упирался в железный забор, пригибаясь на каждом шагу к асфальту, появилась невообразимо лохматая, в грубых кудряшках псина. В предках она наверняка числила за собой болонку. Псина униженно и неуклюже виляла длинным телом, словно извинялась, извинялась, извинялась…

Остальные не извинялись.

Подозрительные кусты задвигались, зашевелились. Пустота наполнилась поскуливанием, сопением, коротким раздраженным рявканьем — и опять тишина. Прежде бесконечная, дорога внезапно стала короткой.

Собачья свора голов в двадцать, от собачушек-дохлюшек до крепких псов, загримированных темнотой под овчарку или даже ротвейлера, преградила путь жестко и решительно. Теперь при всем желании Лехин не смог бы заставить себя пройти между плотно стоящими-сидящими псами.

"Явились ответом на мое желание пойти домой?"

Что-то закопошилось внутри рубахи. Скосившись, Лехин обнаружил лапку, вцепившуюся в пуговицу. Затем на свет показались глаза, быстро зыркнувшие туда-сюда. При виде своры глаза Шишика увеличились вдвое и едва не выпали, когда он по-стрекозиному выдвинул их вперед и вниз.

— Мы уходим, — тихонько предупредил Шишика Лехин и осторожно шагнул назад.

До этого мгновения половина своры сидела. Теперь встали все.

Лехин лихорадочно прикинул: если он бросится удирать, псы сразу догонят его. Значит… Значит, надо бежать до угла, где рядом с забором тянется высокая труба, отделяющая проезжую часть от пешеходной дорожки, — труба, похожая на грубые перила. Добежать до трубы, одним прыжком на нее, потом на забор, с него на овощной павильон в углу рынка. На крыше его точно не достанут. Ну а последующее спасение — это, конечно, утро, когда появятся на улицах люди.

И какого черта этим лохматинам нужно?

Он собирался пятиться до тех пор, пока свора не захочет напасть. Таким образом, пятясь, он выиграет расстояние до железных перил. И прыгнет наверх без опаски, что кто-то из бродячих псов тяпнет за ногу, как произойдёт в случае, побеги он немедленно.

Шишик вылез на свет полностью и ловко вкатился наверх, на плечо, Лехин пришел в недоумение. Что это с ним? Но "помпошка" так откровенно пялилась назад, что и человек оглянулся.

От холодного воздуха, втянутого сквозь зубы, зубы же и замерзли.

Псов за спиной оказалось только трое. Но какие это были трое… Даже под легкомысленно-тусклым светом фонарей и луны псы демонстрировали рост и мощь беспощадных уличных бойцов. Так показалось Лехину. В собачьих породах он не разбирался, но почему-то зациклился сразу: "Это доберманы и все!"

Своего движения он не проследил и даже не вспомнил. Просто вдруг увидел в руках металлический предмет, выщелкивающий длинное лезвие. Меч. Он вытащил его настолько машинально, что сейчас обалдело наблюдал, как оружие приходит в состояние боевой готовности. "Это и есть боевые навыки, когда тело организует защиту, не обращая внимания на растерянного хозяина?" — с последним щелчком появилась первая здравая мысль. И, как открытие, откровение: "Вот что называется: глаза боятся — руки делают! А то придумал тоже — ноги, мозги!"

На собак оружие в руках человека особого впечатления не произвело. Некоторые снова сели, а некоторые, к легкой оторопи Лехина, вообще "заулыбались". Он и правда разглядел, что оскал пары-тройки псин не угрожающий, а ласковый и приветливый.

"Господи, что это с ними!"

Встать пришлось спиной к решеткам забора, чтобы уследить и за теми тремя у дороги, и за всей сворой. Минуты через две томительного выжидания Лехин постепенно проникся странной мыслью: бродячие псы не хотят драться, а скорее — ждут от него некоего действия, причем связанного с оружием. Еще через минуты беспомощного разглядывания он заметил, что собачьи "улыбки" увяли, а от своры потянуло мрачнейшей безнадегой.

Обозвав себя дураком и радуясь, что никто не увидит, в чем его дурость выражается, он обратился к собакам:

— Ребята, никак не врублюсь, в чем дело. Ну, объясните хоть как-нибудь, покажите, что ли, что я для вас могу сделать?

И свора резво рванула мимо, почтительно огибая место, где стоял Лехин. Рванула она к дороге — к границе.

Лехин все-таки был выше любой из собак. Когда он увидел, у него сердце оборвалось и заплакало: первые три, "доберманы", были ближе к дороге, и мчались они с умопомрачительней скоростью; там, где рыночная дорога вливалась в граничную, все и произошло; трое на скорости врезались в нечто невидимое, что со страшной силой отшвырнуло их на подбегавшую стаю; стая бросаться не стала: собаки бродили вдоль ровно обозначенной невидимым запретом линии, некоторые скребли это нечто лапой, кое-кто уже выл, одна псина даже встала на задние лапы, опираясь на стену-невидимку, — в общем, собаки показали Лехину наглядно, что перейти дорогу-границу они не могут.