Легко - [64]

Шрифт
Интервал

Музыка пропала.

Эта идиотская музыка пропала.

Не может быть.

Все вместе теряет всякий смысл. Вообще всякий смысл. Мы тут потели, шатались по этой лесной глухомани, в темноте, расцарапались до крови, и вдруг оказывается, без всякого смысла. Просто так. Вот где мы оказались. У меня все тело чешется. Да еще этот пот.

Похоже, эта самая низкая точка падения в моей карьере.

Ничего больше нет. Вообще ничего.

Везет как покойнику.

Шулич: Вы слышите то же, что и я?

Агата: Не знаю. Что?

Я: Я ничего не слышу.

Это я выдавил из себя с большой мукой. Может, теряю инстинкт?

Какого черта, теряю инстинкт.

Тут я даже начал ругаться. Это правда.

* * *

Шулич: Черт его возьми, мы снова на старте.

Я устал, устал настолько, что уже не знаю, что сказать. Просто иду. Просто передвигаю ноги. Там была какая-то идиотская поросль, какой-то можжевельник или что-то, только без ягод, идеальные кусты, чтобы человек спотыкался и падал. Абсолютное бездорожье. Ясно, что здесь никогда никого не было. Повсюду сломанные ветки, которые, если на них наступишь, совершенно неожиданно ломаются, издавая звук, похожий на выстрел. Опять трава, уже знакомая. Дом. Не знаю, почему я не сажусь на корточки, так, как Агата, но у нее есть причина. Младенец начинает сопеть, она открывает ему лицо, в любой момент достанет свою огромную потную сиську и даст ему на потребление. Хожу вокруг машины. Хожу вокруг машины, которая сейчас действительно какая-то особенная, и все мы, все стали немного особенными, такая особенная маленькая компания, так сказать, компания со специфическими потребностями. Даже если у нас такая красивая машина, не только такая, с которой сняли колеса, этих колес нигде больше нет, плюс еще то, что ее поставили на кирпичи, под каждой осью симпатичная стопка кирпичей. Здорово над нами потешаются. За это время могли бы успеть и больше, только, по-видимому, хотели оставить что-то на потом, очевидно, на самый конец. Так что сейчас машина зафиксирована монументально, как на фабрике, как будто на неком конвейере, — искусственная инсталляция посередине Кочевского Рога. Единственные зрители — это мы.

А может, и нет. Может, мы тоже только часть инсталляции. Вообще нет желания сильно распространяться по этому поводу.

Моя красная куртка из гортэкса вся испачкана, удивительно, что какая-нибудь здоровая ветка ее не разорвала, но качество остается качеством. А грязен я, как какой-нибудь цыган, стопроцентно.

Я: Ну, что-то новенькое, не правда ли.

Шулич смотрит на меня с долей иронии. Будто я во всем виноват. Он же полицейский, на него мы возлагали надежды, а он на меня смотрит, как будто еле сдерживаясь от смеха. Мол, разве я не предупреждал.

Шулич: Да, машина действительно выглядит хуже, но зато мы живы остались.

Агата снимает слинг с плеч, кладет в траву и начинает заниматься ребенком. Он по-прежнему не капризничает, не плачет, невероятный ребенок. Не мой.

Я: Да, вам тоже не за что объявлять благодарность.

Шулич: Вы хотите мне что-то сказать?

Я только смотрю на него. Черт его возьми, он еще протестует. Остались без машины, являющейся собственностью министерства внутренних дел, гражданской машины Ксара Пикассо, и кто-то за это должен будет ответить. Я, что ли? На это ты намекаешь?

Я: А что, вы думаете, я хочу вам сказать? Вы же сами все видите, не так ли? Что тут говорить?

Шулич: Да нет, просто так, просто как будто какая-то враждебность в воздухе.

Я: Да что вы говорите.

Могу на него только смотреть. Стоит здесь передо мной, как герой, как будто в дверях какого-нибудь люблянского кафе, и улыбается: облава. Всем к стене, руки на стену. Только со мной облаву ты не будешь делать. Сегодня твоя задача была сопровождать меня и позаботиться, чтобы все гладко прошло. Обеспечивать поддержку. Я нашел решение, нужно было его просто выполнить так, как требуется. Здесь у нас на руках женщина, не надувная кукла, и ее нужно было отвезти в дом матери и ребенка, только это. Минимальная задача: обеспечить транспортировку. В первом же лесу украли аккумулятор, а потом ты даже не знаешь, что еще, а потом ты мне еще и смеешься в лицо? Будто желая сказать: будешь бурек, у меня есть еще один?

Шулич: В Любляне обо всем поговорим. А пока успокойтесь.

Я: То, что в Любляне мы обо всем поговорим, это стопроцентно. Только не надо мне говорить, что мне нужно успокоиться. Мне хватило на сегодня.

Шулич: Ну, я думал, вам поможет.

Агата: Все полицейские такие.

Оба мы обернулись в ее сторону, только реагировать было бессмысленно. Шулич по-прежнему на меня смотрит свысока, мол, может, за уши тебя схватить, если не успокоишься, и хватит с тебя. В угол поставить. Как мне действуют на нервы такие люди, с таким идиотски самодовольным чувством превосходства. В реальности оно есть у меня над ними.

Я: Только хочу сказать, что в целом от вас не было особой помощи.

Шулич: От кого не было помощи?

Я: От вас. От Драгана Шулича.

Шулич посмотрел на меня, как будто желая запугать. Как мне неприятна такая ситуация. Лоб весь вспотел, вытираю его. Все тело чешется.

Я: Вы ничего сегодня не смогли сделать так, как надо. Не утихомирили народ в Камна-Реке. Это была ключевая ошибка. Неудивительно, что нас потом любой разворачивает, куда ему вздумается. Потом у вас еще любая серна украдет руль из машины, поскольку за ней никто не смотрит.


Рекомендуем почитать
Калина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Причина смерти

Обложка не обманывает: женщина живая, бычий череп — настоящий, пробит копьем сколько-то тысяч лет назад в окрестностях Средиземного моря. И все, на что намекает этателесная метафора, в романе Андрея Лещинского действительно есть: жестокие состязания людей и богов, сцены неистового разврата, яркая материальность прошлого, мгновенность настоящего, соблазны и печаль. Найдется и многое другое: компьютерные игры, бандитские разборки, политические интриги, а еще адюльтеры, запои, психозы, стрельба, философия, мифология — и сумасшедший дом, и царский дворец на Крите, и кафе «Сайгон» на Невском, и шумерские тексты, и точная дата гибели нашей Вселенной — в обозримом будущем, кстати сказать.


Собаки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Цветы для Любимого

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Басад

Главный герой — начинающий писатель, угодив в аспирантуру, окунается в сатирически-абсурдную атмосферу современной университетской лаборатории. Роман поднимает актуальную тему имитации науки, обнажает неприглядную правду о жизни молодых ученых и крушении их высоких стремлений. Они вынуждены либо приспосабливаться, либо бороться с тоталитарной системой, меняющей на ходу правила игры. Их мятеж заведомо обречен. Однако эта битва — лишь тень вечного Армагеддона, в котором добро не может не победить.


Дороги любви

Оксана – серая мышка. На работе все на ней ездят, а личной жизни просто нет. Последней каплей становится жестокий розыгрыш коллег. И Ксюша решает: все, хватит. Пора менять себя и свою жизнь… («Яичница на утюге») Мама с детства внушала Насте, что мужчина в жизни женщины – только временная обуза, а счастливых браков не бывает. Но верить в это девушка не хотела. Она мечтала о семье, любящем муже, о детях. На одном из тренингов Настя создает коллаж, визуализацию «Солнечного свидания». И он начинает работать… («Коллаж желаний») Также в сборник вошли другие рассказы автора.


Левитан

Роман «Левитан» посвящен тому периоду жизни писателя, что он провел в тюрьмах социалистической Югославии. Сюжет основывается на реальных событиях, но весь материал пропущен через призму творческого исследования мира автором. Автобиографический роман Зупана выполняет особые функции исторического свидетельства и общественного исследования. Главный герой, Якоб Левитан, каждый день вынужден был сдавать экзамены на стойкость, веру в себя, честь. Итогом учебы в «тюремных университетах» стало полное внутреннее освобождение героя, познавшего подлинную свободу духа.


Словенская новелла XX века в переводах Майи Рыжовой

Книгу составили лучшие переводы словенской «малой прозы» XX в., выполненные М. И. Рыжовой, — произведения выдающихся писателей Словении Ивана Цанкара, Прежихова Воранца, Мишко Кранеца, Франце Бевка и Юша Козака.


Ты ведь понимаешь?

«Ты ведь понимаешь?» — пятьдесят психологических зарисовок, в которых зафиксированы отдельные моменты жизни, зачастую судьбоносные для человека. Андрею Блатнику, мастеру прозаической миниатюры, для создания выразительного образа достаточно малейшего факта, движения, состояния. Цикл уже увидел свет на английском, хорватском и македонском языках. Настоящее издание отличают иллюстрации, будто вторгающиеся в повествование из неких других историй и еще больше подчеркивающие свойственный писателю уход от пространственно-временных условностей.


Этой ночью я ее видел

Словения. Вторая мировая война. До и после. Увидено и воссоздано сквозь призму судьбы Вероники Зарник, живущей поперек общепризнанных правил и канонов. Пять глав романа — это пять «версий» ее судьбы, принадлежащих разным людям. Мозаика? Хаос? Или — жесткий, вызывающе несентиментальный взгляд автора на историю, не имеющую срока давности? Жизнь и смерть героини романа становится частью жизни каждого из пятерых рассказчиков до конца их дней. Нечто похожее происходит и с читателями.