Легкий завтрак в тени некрополя - [13]

Слышите звон бубенчиков?.. Это топчут дурацкий колпак дядюшки Клавдия. «Ступайте же теперь, счастливые, ступайте же, богатые!…» Вас приветствует новый император – Нерон! Рим, ты требуешь зрелищ?.. Они будут.

Образованная девушка, посвященная во все тайны искусства самими музами, блистала как танцовщица на частных представлениях и публично – на греческой сцене.

Античная эпитафия

Где начиналась моя история, я вам точно сказать не могу. Хотите – в Праге, хотите – в подсознании, хотите – на юге Франции, в департаменте Прованс, где «с ноября по март особенно дует мистраль»… Где «в небольших долинах стоят рядами маленькие круглые деревья с оливковой листвой, а на заднем плане – горы нежнейшего тона»…

Если взглянуть на картины постимпрессионистов, например Поля Гогена или Винсента Ван Гога, то можно сказать, что Прованс за каких-нибудь сто пятьдесят лет совсем не изменился. Те же пейзажи и впечатления, светло-коричневая почва и многочисленные виноградники, Альпы, маслины и, конечно, оливковое масло. Мой дедушка выращивал оливки, мой прадедушка выращивал оливки, я глотала их вместе с косточкой, потому что это – «полезно для желудка, мадемуазель Берта!…» Моим воспитанием занимались: дядюшка, невозможная Валерия и стадо баранов, которое вечно блеяло под окнами… «Ме-ед, ме-е, у-зе-е-ель Бе-е-е-ерта! Не кида-а-айтесь камнями, пожа-а-а-алуйста!» По правде говоря, дядюшка намного чаще наказывал Валерию, чем меня. Я неоднократно замечала, как, улучив момент, дядюшка хлопал Валерию по попке без видимой на то причины. «Почему же Валерия не плачет и не обижается? – думала я, глядя на подобную несправедливость. – Лучше бы дядюшка отхлопал няню!» Но дядюшка имел претензии только к нашей Валерии – экономке и горничной в одном лице. «Вот видите, – сообщала я баранам, – к чему приводит непослушание!» Бараны жалобно блеяли…

Своего отца я никогда не видела и не знала, а мама умерла при странных обстоятельствах, как мне тогда казалось. Умерла при появлении в нашем доме «маленького Брюта»… Я быстренько сопоставила эти факты и решила, что мамочка принципиально покинула нас, дабы не видеть это мерзкое чудовище. «Маленький Брют» постоянно верещал, как пожарная машина, которая приезжала тушить амбар в соседнем поместье. Да только машина приехала, ничего не потушила и уехала, а Брют остался. Расположился на втором этаже, в отдельной комнате, со своей кормилицей, от которой почему-то пахло сгоревшим амбаром… А через месяц, как мы похоронили маму, – в доме появилась Валерия. Она мне понравилась больше маленького Брюта. Не верещала, а говорила приятным голосом и чем-то напоминала маму – такая же стройная и рассудительная. Она могла мне объяснить все, что угодно, – отчего льется дождь, когда грустно; почему протоптаны дорожки в ненужном направлении и поэтому приходится лазить через изгородь и рвать платье… Вдобавок от Валерии всегда приятно пахло; я потихоньку прокралась в ее комнату и как следует надушилась из разных флакончиков… Но не добилась подходящего результата. Даже бараны от меня отвернулись. «Больше – не всегда значит лучше», – пояснила Валерия, и я запомнила эту истину, а несогласный дядюшка снова хлопнул Валерию по попке…

Наверное, Валерия все-таки рассердилась и решила отомстить моему дядюшке. Для чего в один прекрасный вечер взяла и переехала в его спальню. «Теперь она будет дергать дядюшку за усы, – намекнула я баранам. – Спокойной ночи!» И действительно, проползая на четвереньках по коридору, можно было слышать, как охает дядюшка за дверью. «Коварная Валерия наслаждается местью без зазрения совести!» Вначале по утрам я тщательно инспектировала дядюшкино лицо – усы были на месте. И даже попышнели с того самого времени, когда в его комнату переселилась Валерия. Усы стали закручиваться кверху, а раньше висели под носом, как спущенные подтяжки. Но месть «невозможной Валерии» продолжалась с неизменной регулярностью…

Маленький Брют тоже практиковался в развитии… И очень скоро кормилицу заменила няня, которая мешала мне жить. «Не тобой посеяно – не тебе топтать!» Няню интересовало – откуда у меня появились такие жизненные принципы? Невозможная Валерия хохотала… Так называл ее дядюшка. Если бы дядюшка скучно говорил, что Валерия – «ангел», тогда бы я нашла другой пример для подражания. Но дядюшка в задумчивости наливал себе стаканчик красного вина, выпивал и аккуратно ставил пустой стаканчик на место… После чего дядюшку передергивало, он хлопал в ладоши и рычал: «Ы-ы-х, эта невозможная Валерия!» С таким азартом, с каким он больше ничего не делал. Спокойно жил, управлял имением, ухаживал за оливковыми деревьями… И вдруг – «Ы-ы-х, эта невозможная Валерия!» Как будто его осенило, или подкрался к дядюшке бес и неожиданно ткнул дядюшку под ребро. Ну кто же устоит после такой рекомендации? Только не я… А няня маленького Брюта старалась подражать ангелам. Разговаривала со мною слащавым голосом и вся провоняла патокой. «Мадемуазель Берта! Немедленно вымойте руки и садитесь за стол!» А для чего же мыть руки, когда суп из тарелки берешь ложкой?.. Няня маленького Брюта закатывала свои круглые, как у барана, глазки и блеяла, что мыть руки перед едой – «поло-о-о-жено!», в гигиенических целях. Это я и сама знала. А вот что получится, если коснуться грязным пальцем супа? «Русская рулетка!» – моментально отвечала невозможная Валерия. И рассказывала про загадочную страну, где сидят за обеденным столом три медведя с заряженными револьверами. В каждом револьвере по одному микробу. Медведи целятся друг другу в лоб и нажимают на курок. Когда микроб вылетает – медведь падает. Когда не вылетает – сосет лапу. «Зачем они это делают?» – в ужасе спрашивала я. «Потому что у них нет супа, – поясняла Валерия. – А ты вымой руки и ешь!» И мой вопрос был полностью исчерпан. Но подспудно у меня всегда возникало желание сыграть с медведями в русскую рулетку… Это желание рисковать поселилось во мне навсегда. Поставить что-нибудь на карту, собственную жизнь или тарелку супа, и стреляться с медведями. Ведь как-то глупо просто сидеть и сосать лапу?..