Легкая корона - [84]

— А что в этом такого необычного?

— Не знаю. Девушки обычно так себя не ведут. Ты как голодный птенец — да еще эти волосы твои торчат во все стороны, — он откинул волосы у меня со лба. — Точно, ты похожа на галчонка.

— Галчонок, кажется, не самая красивая птица, — я не знала, радоваться или обижаться такому сравнению.

— Дело не в красоте. Главное — щемящая нота. Есть она в тебе.

Я пожала плечами. Какая такая щемящая нота? Я понятия не имела, о чем он говорит.

После пельменей пили чай с тортом. Взяв щепотку соли из большой деревянной солонки, он посолил свой чай.

— Эй, ты зачем чай солишь?

— Это не соль. Это лимонная кислота. У меня лимона нет, я сыплю лимонку. Вкус тот же самый получается. Но запаха нет лимонного.

— Кислоту в чай?

— Да ты попробуй, лизни. Вкус как у лимона.

Он протянул мне щепотку соли на тыльной стороне ладони, и я лизнула. И правда лимонный вкус.

— Пойдем в комнату.

Мы лежали на диване, моя голова у него на плече. Играла музыка, что-то вдруг напомнившее мне Новый год, программу «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады». Мне даже показалось, что запахло мандаринами.

— Слушай, что это играет?

— Оркестр под управлением Поля Мориа.

— Вот не ожидала, что наедине с собой ты слушаешь пластинки эстрадных оркестров.

— Да, я люблю иногда, под настроение. Это расслабляет.

Какое-то время мы лежали молча, он играл моими волосами.

— Ты знаешь, я вчера был на похоронах. Одна знакомая певица покончила с собой. Похороны были странные. Кладбище вдруг оказалось в густом березовом лесу, могилы прямо посреди берез, представляешь? И небо было такое голубое, без единого облачка. И под этим голубым небом несли гроб, показавшийся мне вдруг удивительно маленьким. Народу было немного, какие-то девочки хиппейные просветленно плакали. Мы пили водку. Пели птицы.

— Сколько ей было лет?

— Двадцать семь. Страшный возраст, многие его не переживают — Джанис Джоплин, Джим Моррисон, Хедрикс, Саша Башлачев.

— А что случилось? Ну, почему она…

— Кто знает, может быть, от тоски, от безысходности. Кончились силы бороться, что-то доказывать. Но есть версия, что из-за трагической любви.

Он надолго замолчал. Я вдруг поняла, что ничего о нем не знаю.

— Сереж, а ты любил когда-нибудь по-настоящему?

— Да, конечно. У каждого в жизни бывает большая трагическая любовь. Но не все кончают с собой.

— И что случилось?

— Ну, мы мучили друг друга довольно долго. Сходились и опять разбегались. А потом она ушла. Живет сейчас в Сокольниках, вышла замуж, у нее двое детей. Мне легче представить себе, что я лечу на Марс.

— Почему?

— У моей Даши двое детей. Не понимаю. Мы как-то встретились случайно, не так давно. Я пожаловался, что мне негде жить, я тогда не мог жить дома. Она позвала к себе, сказала, что муж в командировке. Что она зовет меня по-дружески, что у нее дома дети и она надеется, что я это понимаю.

Он неожиданно поднялся с дивана, сделал несколько шагов по комнате и остановился напротив меня.

— Я хочу выпить. Отцу хороший коньяк подарили на работе. Будешь коньяк?

Я кивнула, хотя коньяк ненавидела.

— Принеси стаканы с кухни. Они в шкафу, над раковиной.

Я была рада возможности перевести дух. Ревность к неизвестной женщине, о которой он говорил с неподдельным чувством, затопляла меня. Я одновременно хотела и боялась узнать, чем у них там все кончится. Громов поглощал коньяк большими глотками.

— А дальше? — спросила я вслух, хотя на самом деле с замиранием сердца думала: «Когда это недавно? Уже после знакомства со мной или до?»

— Вечером все было прекрасно, пили, вспоминали прошлое. Она мне постелила на диване и ушла спать к себе в спальню. Я пошел в ванную и увидел, что висит мужской халат. А раньше, когда я ходил руки мыть, никакого халата там не было. Понимаешь? — Он посмотрел на меня со значением.

— Ну, и что — халат? Что такого особенного в халате?

— Она специально его там перед сном повесила. И я подумал, что это намек, что она ждет, что я приду к ней ночью, несмотря на все, что она говорила до этого. И вот стою у нее под дверью, как мудак, в этом халате и гадаю: постучать или нет? А вдруг она просто как радушная хозяйка подготовила его, чтобы мне было что утром надеть, а я все не так понял.

— И что?

— Ничего. Всю ночь не спал. Лягу, полежу, потом встаю, иду к ее двери. Постою послушаю, опять пойду лягу. Утром, когда она собиралась на работу, притворился, что сплю. А потом ушел, и все. Она же специально этот халат повесила, знала, что я буду гадать, мучила меня!

— Так надо было войти, и все — что особенного, в конце концов?

— Это ты у нас девушка решительная, Элси.

Я встала и стала кружиться по комнате под музыку. Я чувствовала на себе его взгляд и продолжала танцевать.

— Ты потрясающая девка. А эти твои красные сапоги — это нечто. Откуда ты только берешь все эти шмотки? Молодая, сильная девка в красных сапогах. Иди сюда.

КОНФОРМИСТ

Никита взял меня в оборот. Он был вхож во множество редакций, где публиковали его снимки. Но просто за фотографии ему платили мало, все предпочитали фоторепортажи — картинки с подписями. Статьи Никита писать не умел, и ему пришло в голову, что мы можем работать вместе: он будет снимать, а я писать.