— Это точно ледяная, говорю вам! — все время повторяла она.
Мы с Мариной понятия не имели, что такое эта ледяная, но вопросов не задавали.
Наконец первая партия зажигалок-баллончиков была готова. Теперь надо было их продавать, а с тем невероятным количеством знакомых, которое у меня было, казалось само собой разумеющимся, что я могу в этом помочь.
Сначала я продавала единичные зажигалки для личного пользования. Но потом кто-то из знакомых, приобретя баллончик для себя, потом для друга, потом для своей девушки, вышел на человека, которого наш товар заинтересовал всерьез. Речь пошла о больших деньгах. Глеб изготовлял оптовую партию несколько дней и по этому случаю даже прикупил какие-то особо крутые зажигалки, а не самые дешевые, как всегда. Я пришла к ним домой, взяла две большущие сумки, набитые самодельными баллончиками, и пошла на «стрелку». «Стрелку» забили в метро. Меня всю колотило от страха, когда я проходила с этими сумками мимо милиционеров у входа, продолжало колотить, когда мы с покупателем обменивались сумками, я ему — зажигалки, он мне — деньги. Все произошло быстро, по-деловому — передали, разошлись. Когда я расстегнула молнию большой спортивной сумки и увидела пачки денег, перехваченные резинками, как в сберкассе, мне на мгновение стало нехорошо. Такое количество денег я видела только в кино. Я по-настоящему испугалась, подумала, что, наверное, взяла на себя слишком много и что если меня сейчас остановят на выходе менты и попросят открыть сумку, то я сяду лет на десять, а может быть, меня приговорят к высшей мере. Не помню, как вышла из метро, как добралась до дома Глеба. Почему-то мне кажется, что я бежала всю дорогу бегом. Ворвалась в квартиру с выпученными глазами, шмякнула сумкой о стол: «Вот!»
Они тоже на несколько секунд онемели от вида этих пачек, и мы только молча переглядывались. Но Глеб быстро взял себя в руки и начал считать деньги. Еще в самом начале он назвал мне цену, за которую продает баллончики, а сколько на этом заработаю я, его не интересовало. Обычно выходило поровну, но этот покупатель был, видимо, очень заинтересован в товаре, поэтому, когда Глеб отсчитал свою долю — по пятьдесят рублей за баллончик, — мне досталось почти две трети лежащих на столе денег… Мне было неловко, Глебу тоже. Тут вмешалась Марина:
— Ты охуела, Алиса? У тебя совесть есть?
— А я что? Что делать, если Глеб такую низкую цену назначил, а они готовы покупать в три раза дороже? Делите сами, как хотите! Я на вас наживаться не собираюсь!
Еще раз пересчитали и поделили пополам.
Какое-то время так и шло: я продавала, выручку делили на взаимовыгодных началах. Денег у меня было немерено, и я могла позволить себе все, что душе угодно: ходить на все сейшены, мотаться постоянно в Питер, покупать шмотки, собирать пластинки, постеры, книги, не вылезать из кино, жрать бесконечно в кафе и начавших появляться кооперативных ресторанчиках. Деньгами были набиты все мои карманы, и я помню, как подозрительно смотрел на меня отец несколько раз, когда я нечаянно роняла скомканные купюры.
Однажды партия зажигалок оказалась бракованной, покупатели требовали вернуть деньги, Глеб же предлагал поменять товар. Их такой вариант решительно не устраивал, мне стали угрожать: продажей-то занималась я, и Глеб ясно дал мне понять, что все разборки с покупателями — моя проблема. Имени изготовителя баллончиков я никому не говорила — и не сказала бы ни за что на свете, ведь речь шла не только о моих друзьях, но и о крестнике. Звонки с угрозами участились, положение становилось критическим, и некому было мне помочь. После одного такого «серьезного» разговора, когда покупатели наехали на меня и «в последний раз» потребовали вернуть деньги или вывести их на изготовителя, я не выдержала и расплакалась. Что делать, я не знала.
А тут еще оказалось, что отец, давно заподозрив неладное, подслушал весь разговор. Он был очень зол, побелел, не кричал, а говорил тихо, сквозь стиснутые зубы, что было еще страшнее. В общем, я рассказала ему все. Странно, но он явно испытал облегчение. Наверное, он вообразил, что я занимаюсь проституцией, иначе откуда у меня столько денег, куда я все время ухожу и с кем я постоянно говорю тихим голосом по телефону?
В результате он пошел выяснять отношения с Глебом, учить того, что на женщин подобные задания не сваливают, что мужчина все должен брать на себя и прочая и прочая в своем мачоистском духе. Неприятную ситуацию как-то разрулили, а меня от больших дел отстранили. В качестве компенсации отец познакомил Глеба с серьезными взрослыми дядями, с которыми тот завязал такие дела, что скоро отправлял свои зажигалки по городам Союза целыми вагонами. Я же осталась без заработка.
