Легионеры - [60]

После такого начала, он с вызовом посмотрел на застывшего Душана. Тот, начинал постепенно приходить в себя, от вопиющего нарушения застольных субординаций. Было видно, что он мучительно раздумывал над тем, как ему поступить. Возразить с мордобоем или промолчать с битьем посуды, и, в финале закрепить свою точку зрения чем-нибудь не обидным, но тоже с мордобоем… Однако Серж не дал ему до конца домыслить возникшую дилемму и продолжил.

— Если нам откроется эта тайна, связанная со смыслом жизни. Тогда для чего, стройным, идущим за нами, колоннам и тем, кто придет им на смену — жить? Тогда жизнь последующих поколений просто утратит смысл. Ты пойми. Если знать — для чего и зачем? Все… — он рубанул рукой воздух. — Катастрофа! Мы сами лишим себя главной прелести нашей жизни — тайны, загадки. Без них, все превращается в обязанность и рутину, а эта трясина нас и погубит… В широком смысле этого слова. Пьем за неизведанное и от того прекрасное.

Душану речь понравилась. Он молча отставил стакан в сторону и протянул руку для поздравительного рукопожатия. Пожав руку сел на свое место со словами:

«Не понятно, но очень красиво. Возникшие сомнения — отменить».

Они выпили, стараясь особо не прислушиваться к организму. А тот, в свою очередь бурно протестовал против такого с собой обращения, особенно — против тех скотских доз, которые выжигали в нем веру в то, что он человек. Как в таких случаях водиться, организм подчинился грубому диктату и насилию, но затаился накапливая зло, с четко очерченной мыслью — отомстить, и, как можно быстрее.

Организм взялся за реализацию плана мести тут же, деловито решив не откладывать его на дальние перспективы и полки. Поэтому остальную часть застолья, Платонов-младший уже помнил какими-то косматыми клочьями и урывками.

Со стороны ему казалось, даже вернее создавалось впечатление, что чья-то рука, задернула занавес и отгородила сценическое пространство от зрительного зала, в котором он непосредственно и находился, с интересом наблюдая за перипетиями действий главных действующих лиц. А на сцене, скрытой от зрителя, оставшаяся часть постановочного действия, под мелодичные переливы Второй сонаты Шопена, продолжала размерено катиться своим чередом.

* * *

Со вздохом вспомнив вчерашний вечер и уже как-то совсем обреченно смирившись со своим космическим состоянием невесомости, он собрал полученные журналы и понес их соседу.

Подойдя к его двери он был удивлен тем, что оттуда раздавалось веселое, бравурное пение напоминавшее звуки военного марша. Он ожидал увидеть соседа, в виде разобранного на отдельные запчасти туловища, бессмысленным взглядом рассматривающего потолок или уж, по крайней мере, в таком же скверном состоянии, если еще не более худшем, чем он сам. И тут это пение?

Дверь распахнулась, едва Сергей коснулся костяшками пальцев ее обшивки. Душан искренне обрадовался приходу вчерашнего собутыльника. На радостях, крепко пожимая ему руку, он боднул его головой в грудь и хлопнул по плечу. Его голос и поведение говорили о том, что никаких проблем, связанных с завтрашним днем, не существует и мир принадлежит им, веселым и беззаботным. Забирая поданные журналы, он за руку втянул в комнату, вяло сопротивляющегося соседа.

— Да, друже, загадал ты мне вчера загадку. Я уже начал было волноваться, — виновато произнес он. — Немного дозу не рассчитал для тебя… А ты наверное перед выпивкой и не ел ничего? Но слова про смысл жизни и ее тайну, просто здорово сказал, до самых печенок меня пробрало…

Сергей постарался без особой резкости пожать плечами. Помотать головой, ему все еще было тяжело. Какие слова? Какой еще растакой, смысл жизни? При чем здесь пробрало… А Душан продолжал кружить по комнате, занимаясь самым прекрасным, что может придумать мужчина, это воспоминаниями о вчерашней выпивке.

— Но ты все равно, молодец, — уважительно проворковал-проклекотал он проводя рукой по поседевшему ежику своих волос. — Как ты ловко избавился от всего, что мешало тебе жить… Что мешало тебе дышать полной грудью.

На вопросительный взгляд, сбитого толку и смутившегося Сергея он, любовно раскладывая журналы на колченогом столе, напомнил.

— Э, да ты приятель, видать подзабыл как мы классно с тобой отдыхали? — и успокаивающим тоном добавил. — Такое иногда бывает, особенно когда текилу запиваешь пивом. Извини, лимонов не было, да и мексиканцы запоздали с приходом. Но все равно, молодец. С чужими мозгами, но на своих ногах… Еще пожелал мне какой-то «Good night»… Красиво добрался до унитаза и на хорошей морской волне, длинным выдохом, все и сблевал. И ведь обычно в дырку-то не попадают, все мимо наровят… А у тебя все красиво и аккуратно… Будет о чем вспомнить и рассказать приятелям…

Он продолжал живописно рассказывать, как собутыльника элегантно и красиво, выворачивало в приступе рвоты. И так в своем повествовании преуспел, что через минуту образного повествования, его слушателя, как пушинку сдуло с места. Он приземлился у унитаза в привычной позе. Где его опять, пахучим фонтаном, густой, тщательно продезодораненной жидкости, вперемешку с ядовитым, сжигающим нежную гортань желудочным соком вырвало.