Легионер - [80]

— Я спрашиваю, мать вашу, КТО ЭТО СДЕЛАЛ?!!

Судя по всему, все навыки субординации из медика вымело. Метлой. Возможно — поганой.

Рассудительный голос генерала, которому было не привыкать к вспышкам ярости у подчинённых — он вообще не любил молчунов, носящих всё в себе — подействовал на окружающих, как холодный душ:

— Сделал — что, капрал?

Поежившийся Ким немедленно начал занимать примерно вдвое меньше места, чем несколько секунд назад, что всё равно было немало.

— Оставим в стороне удары по треснувшим ребрам и ожог сетчатки, сэр. Но рядовая Дитц сильно повредила предплечья, запястья и ладони, когда ползла по пещерам. Я произвел все необходимые действия, но для полного заживления не хватило времени. Кто-то снял с Дитц повязки, затянул наручники поверх ссадин так, что прорезал запястья до крови, а потом втёр в раны смесь соли и красного перца. После чего снова намотал бинты и застегнул поверх них наручники, чтобы она не могла даже промыть руки. Сэр, я врач. Солдат. Мужчина. Человек, наконец. Я хочу знать, кто это сделал, сэр.

Выражение лица Саиди не изменилось ни на йоту. Но даже Лана, внутри черепа которой удушливо-сладкие овцы, грозно щёлкая зубами, гонялись за звенящими волками, почувствовала исходящую от генерала леденящую стужу.

— Я разделяю ваше возмущение, капрал, — проговорил командующий таким тоном, что овцы вдруг вспомнили, что им полагается блеять, а не рычать. Одна даже лопнула, как воздушный шарик. — Даю вам своё честное слово, мы разберемся с этим… эээ… прискорбным эпизодом. А пока я приказываю вам не обсуждать за пределами этой комнаты повреждения, полученные рядовой Дитц. Вы меня поняли? Это приказ. Мне не нужны здесь столкновения между частями.

Приподнятая бровь, истончившиеся губы:

— Я сказал что-то смешное, капрал?

Ким вытянулся, как на плацу. Улыбка исчезла так быстро, что её, казалось, и вовсе не было.

— Никак нет, сэр! Просто именно нежелательностью столкновения между частями аргументировала рядовая Дитц свой запрет нести её, как следовало бы. Она, правда, высказалась несколько иначе, но…

— Свободны, капрал, — усмехнулся Саиди. — Хотя нет. Подождите в приёмной. Так, на всякий случай.

— Скоро Дитц захочет пить, сэр, а с тем, что я вколол, стакан ей не удержать, — предупредил пятящийся к двери медик.

— Я прослежу, Ким, — решительно кивнула лейтенант Дюпре. — Ступай.

Некоторое время Махмуд Саиди молчал, подбрасывая и ловя тяжелую зажигалку. Потом вдруг хлопнул ею о столешницу и тихо, почти задумчиво произнес в пространство:

— Интересные дела. Рядовая соплюшка, птенчик без году неделя из тренировочного лагеря, не только понимает опасность непродуманных действий руководства базы, но и выправляет возможные последствия. Своими собственными руками. Точнее, тем, что ей соизволили оставить от рук.

Он резко поднял голову и уставился на Паркера. Людей, подобных этому типусу, генерал повидал на своем веку немало, и терпеть их не мог. Уверенные в собственной непогрешимости, предсказуемые до тошноты, стелящиеся перед начальством и в клочья рвущие всех остальных…

Таких, как сидящий справа Джордж Красин, среди внутряков было до обидного мало. О, майор Красин умел быть жестоким до полной отмороженности, но его жестокость была рациональной. Просто инструментом, применявшимся крайне редко и только по делу, потому что майор не получал никакого удовольствия от его использования.

Что же касается этого местного слизняка…

— Вы рехнулись, капитан? Да, Легион — не кружок цветоводов. Признаю, к солдатам и шпионам противника во время боевых действий мы применяем самые разные методы воздействия. Но вы-то чего добивались? И от кого? Где война? Где противник, я вас спрашиваю? Легион не пытает своих людей!

Слизняк раздулся до размеров вполне приличного осьминога, слегка полиловел и хриплым фальцетом провозгласил:

— Мне нужна была информация, а неадекватная реакция на препараты…

— Пользоваться надо уметь, — с нескрываемым презрением пробормотал майор Красин.

— Я умею! — совсем уже по-бабьи взвизгнул Паркер. — С людьми — умею. Легион не пытает людей? Да, не пытает. Но эта… эта тварь… она же не человек! Она — животное!

Дальнейшее произошло почти одновременно. Время как будто замедлилось.

Лейтенант Дюпре начала вставать. Она вставала, вставала и вставала. До Паркера, кажется, стало доходить, что в этом кабинете полосы на лице и вертикальные зрачки есть не только у обколотой всем подряд истощённой девчонки, сгорбившейся в кресле. Вполне здоровая комвзвода десантников ростом за метр восемьдесят обладала такими же. Капитан Рурк напружинился, явно не будучи уверенным, что подчинённая услышит сейчас хоть кого-нибудь… но тут замухрышка с перебинтованными руками подала голос:

— А кто на каждую тренировку приходил и захлёбывался слюной в уголке? Страдаете зоофилией, сэр? Или, наоборот, наслаждаетесь?

Хватающая ртом воздух Дюпре обескураженно хлопнула ресницами, как только что разбуженный человек, и рухнула в хрустнувшее кресло. Красин поперхнулся. Лейтенант Лидделл сдавленно пискнула и тут же, смутившись и покраснев до корней волос, почти сползла под стол. Рурк, пытающийся удержать рвущийся наружу хохот, опасно побагровел. Полковник Гейхман разгладил усы. А слизняк опять стал слизняком.