Legion Z - [9]

— Синтезированное поле поймало мир символов на крючок, как рыбу, — мечтательно улыбнулся Джаеш.

— А еще немного погодя само поле поймала на крючок Вахана Раса, — подхватил Пит, — наш проводник между мирами. Я спрошу тебя, внутри ли она или снаружи, ученик садху?

— Она снаружи и внутри, — ответил, не моргнув глазом, Джаеш. — Мы говорим с тобой на одном языке. Ты свободно владеешь санскритом, — заметил он.

— Я — программист. Пишу программы на санскрите, — объяснил Пит.

— Я как будто говорю со своим отражением в зеркале, — сказал Джаеш.

Они с Питом стояли на одном уровне, на незримой горизонтальной поверхности внутри вихревого потока. Под ногами — темно-синяя бездна. Они точно летели и определенно оставались неподвижными. Пит протянул руку, и когда Джаеш пожал ее, то движение оказалось не отрывистым и резким, а легким, плавным и невесомым. И речь лилась свободно и мелодично, и скорее напоминала песню, а не разговор.

— Мы способны управлять эфиром благодаря тому, что встретились и объединились за пределами контролируемого поля, — объяснил Пит. — Мы с тобой люди с Земли. Людям свойственно полное взаимопонимание.

— Действительно, — с улыбкой подтвердил Джаеш. — Милосердие доминирует в зогах, и живы они на Земле. Это многим известно в КА, откуда я родом. В городе сохранилась история обоих миров.

— Ты знаешь о программе на Джабраиле? — на всякий случай поинтересовался Пит.

— Знаю, что она создает помехи, но не мешает нам проявлять себя через милосердие на Талатоне, — уверенно ответил Джаеш.

— Хорошо, — с улыбкой кивнул Пит. — Чем больше мы народу соберем, тем скорее рукав, соединяющий миры Талатона и Земли, откроется, и Земля, наконец-то, вступит в свои права. Впервые за тысячелетия рукав стане тскловзным.

— Из Надзеркалья не возвращаются, — спокойно напомнил Джаеш. Несмотря на то, что движения в золотом рукаве и плотность их тел контролировались их совершенным проводником Ваханой Расой, он все еще допускал, что смерть неожиданно настигла его на берегу реки.

— Твои сомнения мне понятны, — заверил его Пит, — но ты вернешься. Самочувствие первое время может быть не блеск, поскольку мы все еще возвращаемся на Талатон, но скоро он исчезнет, и мы будет на Новой Земле. К золотому рукаву быстро привыкаешь, а вот возвращаться обратно…Рекомендую больше двигаться, чтобы мышцы не атрофировались.

Джаеш осмотрелся. Густая синева стала золотом. Рукав выглядел объемным и сияющим. Задумчивым взглядом он посмотрел на «диадему» Пита.

— Я не пользуюсь техникой, — поделился Джаеш.

— В золотой рукав попадают не с помощью техники, а через зеркала в собственной голове. Ты, я и другие зоги по всему Талатону открыли одну дверь.

— Я здесь, — повторил свое заклинание Джаеш, и открыл глаза.

По реке плыли сотни огней в игрушечных лодочках.

— Я здесь, — повторил у него за спиной учитель. Джаеш вскочил на ноги и поклонился наставнику.

— Поешь, ты ослаб, — сказал тот и протянул ему фрукты.

— Неподвижным можно оставаться в пути, — еще раз напомнил он, накинув ученику на плечи синий, шерстяной плед. Не вдаваясь в подробности сказанного, молча обнял Джаеша и ушел, оставив его сидеть в одиночестве. Джаеш посмотрел ему вслед. Он почувствовал слабость в теле. Положил в рот несколько ягод винограда, что принес ему учитель, а когда поднял глаза, тот уже исчез. Садху давно жил на всех уровнях бытия и свободно перемещался из одного мира в другой, без труда прочитывая душевные колебания своих учеников, а также прошлое, настоящее и будущее в общепринятом понимании этого слова. Джаеш перестал жевать и задумчиво посмотрел на циферблат тракуса.

* * *

Уна тронула Дерека за руку, и они остановились на середине одной из узких улочек. Малыш лет четырех крутился возле матери, дергал ее за юбку, и что-то настойчиво повторял, обращаясь к ней.

Уна подняла фотокамеру и прицелилась.

— Не надо, — остановил ее Дерек, положив ладонь на объектив.

— Они не видят. Что такого? — возразила Уна.

— Лучше спросить разрешение.

— Спроси их ты, пожалуйста. У меня нет экрана синхронизации.

— Ладно, пошли, лиса, — нехотя согласился Дерек. Врываясь в чужую жизнь, он каждый раз испытывал неловкость.

В этом месте, как ни в каком другом на Талатоне, знания, полученные из короткого общения с местными жителями, входили в него беспрепятственно, а речь текла свободно. На третий день их с Уной пребывания в единственном месте в мире, где помнили историю двух миров, он уже чувствовал себя, как дома.

Уна сделала серию снимков.

— О чем говорил ей ребенок? — спросила она, когда они, поблагодарив женщину, отошли в сторону.

— Он сказал: «Мы вместе, значит, все будет хорошо».

— Наверное, он почувствовал настроение матери, и решил утешить ее, — предположила Уна. — Я бы хотела владеть всеми языками в мире!

— Ты бы с ума всех свела, — ответил на это Дерек. — Идем. Не то опоздаем на церемонию.

Они спустились к реке, где начиналась церемония подношения огня воде. Заняли места, и Дерек отрешился от мирской суеты. Уна — напротив — едва началось священнодействие, подняла фотокамеру и прицелилась. Кожа на запястье стала пунцовой.

— Святой Дух не так уж добр и милостив, — шепнула она Дереку в ухо, опустив фотоаппарат. — У Шивы в горле смертельный яд, который в один миг уничтожит все живое.