Легенды о старинных замках Бретани - [47]

А пока рыцарь бился да разъезжал по турнирам, жена его сидела у узкого окна своей спальни и смотрела на высокие горы. Только и видно было ей, что эти вытягивающиеся одна за другой, одна над другой вырастающие зеленые Аррейские горы.

Но вот, родилась у жены рыцаря дочь.

То-то была радость в замке. Бросил рыцарь поход в ожидании этого события и поспешил вернуться домой. Сам архиепископ приглашен был на крестины, а уж гостей-то наехало, — видимо-невидимо! Ну, словом, как говорится, готовился пир на весь мир!

В замковом зале пылал саженный огонь; на столах красовались жареные бараны, телята, чуть ли не целые быки; бочки с вином, пивом и медом стояли на подставках, а некоторые из них были так велики, — чуть ли не с любой крестьянский дом, что под ними рухнули бы всякие подставки, а потому они стояли прямо на полу.

Гости сидели за столами, пили, ели, веселились, а труверы и певцы сказывали и пели им о былых битвах, состязаниях и победах, прославляли рыцаря — хозяина замка, его жену, разодетую в шелк и бархат и сидевшую тут же на пиру, хотя еще и слаба была она после болезни, прославляли и маленькую, только что родившуюся дочь рыцаря.

Назвали ее Гиацинтой, — была тогда ранняя весна, и гиацинты цвели повсюду в великом множестве.

Годы шли себе да шли. По-прежнему уезжал и возвращался рыцарь, возвращался и снова уезжал; по-прежнему тихо сидела его жена у узкого окна своей спальни и смотрела на горы.

Росла и развивалась дочь их Гиацинта, но мало походила она на цветок, хотя и была хороша лицом, как ангел: нрав имела она такой необузданный и дикий, что приводила в удивление людей даже в те времена: скакала она верхом не хуже своего отца, всегда первая была на охоте и владела копьем и мечом лучше любого рыцаря.

Обожал ее отец и об одном только жалел, — что не родилась она мальчиком, а то прославила бы она род свой неслыханными подвигами.

Так время шло да шло, и стала Гиацинта взрослой девушкой, но нрав ее при этом нисколько не смягчился.

Целых три года провел рыцарь в чужих краях и, наконец, вернулся домой с богатой добычей: бился он в Испании с сарацинами, и много всякого добра привез он оттуда. Привез он с собою и юношу с черными курчавыми волосами, пламенным взором и мужественным лицом. Юноша был родом испанец, но в детстве украли его сарацины, и теперь, когда отбил его у них рыцарь, — сам не знал он, где искать ему своих родных, а потому добровольно последовал за своим освободителем.

— Не было у тебя оруженосца, Гиацинта, и вот, я привез тебе его, — он тебе совсем под стать, — сказал рыцарь дочери, указывая на юношу.

— На что мне твой оруженосец? Лучше привез бы ты мне сарацинский ятаган да дамасский кинжал, — отвечала девушка.

— Ну, и за этим дело не станет: довольно привез я тебе всякого добра.

Поступил юноша в оруженосцы к Гиацинте, — всюду следовал он за молодой девушкой, нося ее оружие и следя за нею пламенным взором.

Понемногу привыкла Гиацинта к своему оруженосцу, а потом и полюбила его, — полюбила всею силою своей дикой и необузданной души и не могла скрыть этого. И сам юноша был столь же дик и необуздан и с такою же страстью любил Гиацинту.

И стала вдруг Гиацинта такой тихой и смирной, — словно прирученная птичка: забыла она охоту и все свои воинственные забавы, и целыми днями сидела со своим оруженосцем, не спуская с него глаз. Рыцаря опять не было дома, но видела это мать девушки, замечали слуги замка, и все со страхом ждали возвращения отца. И вот, вернулся он вдруг неожиданно ночью и тут же случайно подслушал пламенные речи юноши и своей дочери.

Никому не сказал он ни слова и только позвал к себе своих верных пажей и телохранителей и тихо отдал им какое-то приказание.

Наутро позвал он к себе дочь свою и сказал ей:

— Просватал я тебя за старого графа Тулузского. Храбр и отважен он, хотя и немолод, и будет он тебе под стать по привычкам и вкусам.

Побледнела, как смерть, Гиацинта, но, гордо выпрямившись, сказала:

— Нет, отец, не бывать мне графиней Тулузской.

— Почему же не бывать тебе графиней Тулузской? Или, быть может, выбрала ты уже себе мужа по сердцу из храбрых рыцарей, приезжавших в наш замок? Хотя, правду сказать, и не пристало девушкам самим выбирать себе женихов, — дело это их отца и матери, но назови своего избранника, — может статься, и я найду возможным сделать тебе угодное, хотя рыцарское слово мое и дано уже графу Тулузскому.

— Люблю я Карлоса, моего оруженосца, — отвечала она, — ему поклялась я в верности, и ничьей женой не буду я, если не отдашь ты меня за него.

— Позови же его сюда и спроси при мне, согласен ли он взять тебя за себя. Сдается мне, что, сколько ни ищи, не найдешь ты его в этом замке. Этот нам не помеха! Нынче осенью приедет сюда граф Тулузский, и, не теряя времени, тогда же сыграем мы свадьбу.

Побледнела Гиацинта и бросилась искать своего оруженосца, но так и не нашла его нигде, сколько ни искала. Наконец, верная собака его выдала ей тайну: не умолкая, выла она во рву замка, охраняя тело своего господина, и на вой ее пришла туда Гиацинта, — с раздробленным черепом, без дыханья лежал там ее милый. Стала было она приводить его в чувство, обмывать его раны, но мертвого не вернешь уже к жизни!