Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола - [151]

Между прочим, удивительное дело! Стоит набраться смелости и отбросить ограничения, накладываемые стилистическими канонами пятнадцатого века, и тут происходит интересное: все истории раскрываются во всей полноте и ясности. Такое впечатление, будто кто-то достал древние сокровища из сундуков, отряхнул с них пыль и выложил на стол — и вот уже они засияли и заиграли красками. Подозреваю, что большая часть нашей ученой когорты навряд ли согласится с таким подходом к средневековому произведению. Но выдающиеся люди — такие как Винавер и Бюлер — поймут и одобрят мой метод. Им наверняка понравится роман, потому что это подлинный, настоящий Мэлори, хоть и переписанный мною. Это не то, как он писал в пятнадцатом столетии, а то, как написал бы, живи он в наше время. Могу пояснить свою мысль на примере использования различных слов. Возьмем, к примеру, слово worship и рассмотрим его трансформацию на протяжении веков. Это старинное английское слово worth-ship, которое изначально означало «почет, преклонение, признание превосходства». Вы чувствуете — человек пре-восходит свое окружение! То есть он признается великим, возвышается над всеми благодаря каким-то личным заслугам, необыкновенным поступкам или чертам характера. Это признание не передавалось по наследству, оно принадлежало исключительно объекту worship, тому самому носителю пре-восходства. Постепенно, начиная с тринадцатого века, понимание слова смещается в сторону религиозного контекста и все чаще употребляется в значении «преклонение перед Богом, богослужение». В результате сегодня оно полностью утратило свой первоначальный смысл и стало, как правило, означать «культ, отправление церковных обрядов». Фактически слово worship в его изначальном значении исчезло, его место заняло слово honor (честь, благородство, добрая репутация) или даже лучше — renown (слава, известность). Вот тоже интересная эволюция слова. Когда-то давно renown переводилось как «переназывать», то есть давать новое имя в соответствии с выдающимися личными заслугами человека. Теперь же оно означает «прославление, почитание» — но тоже в связи с какими-то личными достижениями. С нашим исходным worship его объединяет и тот факт, что слава, как известно, принадлежит ее обладателю и не передается по наследству. Я просто пытаюсь объяснить суть моего эксперимента. Пока все складывается просто замечательно. Я настолько проникся темой, что предстоящая работа уже больше не пугает. Хочется сказать еще вот о чем. История, над которой я работаю, требует определенных пояснений. Например, в тексте у Мэлори сказано: «Раз послал король Утер за этим герцогом и повелел ему явиться и привезти с собой свою жену, ибо о ней говорили, что она прекрасна собой и замечательно мудра, звали же ее Игрейна». Услышав подобное (а напомню, в пятнадцатом веке сочинения автора чаще декламировались вслух, чем читались с листа), современник Мэлори и Кэкстона сразу же понимал: ага, хитрован Утер замыслил свою интригу еще до того, как увидел прекрасную Игрейну. Если же слушатели проявляли недогадливость, то рассказчик мог и намекнуть аудитории — многозначительным поднятием брови, подмигиванием или особой интонацией. А что делать нынешним читателям, которые имеют перед глазами только напечатанный текст? Их приходится информировать в вербальной форме, то есть посредством слов. И мне удалось избавиться от страха перед лишними словами. Я нисколько не сомневаюсь, что множество пробелов в тексте, которые ныне бросаются в глаза, в пятнадцатом веке заполнялись рассказчиком при помощи пантомимы. Мне же, автору современного романа, ничего не остается делать, как воспользоваться единственным доступным мне средством. И теперь я уже не боюсь вставлять свои пояснения (и добавления) в исходный роман Мэлори. И справиться с этим страхом помогли мне вы, мои друзья и соратники — вы, Элизабет, Чейз и профессор Винавер.

Как бы то ни было, а я приступил к написанию книги и чувствую себя в высшей степени свободно и комфортно. До тех пор пока не завершатся работы по обустройству моей новой мастерской, я работаю в гараже, и это хорошо. Не устаю благодарить Бога за то, что он создал Большой Оксфордский словарь. Глоссарий никуда не годится, но сам словарь — величайшая книга на свете! Мне, что ни день, приходится прибегать к его помощи. И результаты налицо: там, где Мэлори использует два одинаковых по значению прилагательных, я довольствуюсь одним. Для меня это очень важно, ибо, с одной стороны, я вынужден расширять текст, а с другой — хочу сократить его до размеров, приемлемых для современного глаза и уха. Вы только вслушайтесь в эти слова: «…и повелел ему явиться и привезти с собой свою жену, ибо о ней говорили, что она прекрасна собой и замечательно мудра, звали же ее леди Игрейна». Возможно, это звучит чарующе, но для современного человека гораздо естественнее сказать: «…и велел привезти с собой жену — леди Игрейну, которая славилась не только своей красотой, но и премудростью».

Искренне надеюсь, что подобная переделка не покажется актом вандализма. Я считаю, что она не затрагивает содержания: последнее остается столь же верным и хорошим, как прежде, но благодаря моему методу избавляется от ненужных покровов, традиционных для пятнадцатого века. Если бы еще вся история (а вернее сказать, истории) была бы изобретением пятнадцатого века. Так ведь нет же! Мэлори взял сочинение Кретьена и переписал его для своего времени. Но если он поступил таким образом, то почему я не могу переписать самого Мэлори, адаптировав его к нашей эпохе? Кстати сказать, то же самое сделал до меня Теннисон, когда в угоду деликатной викторианской публике удалил все жесткое и грубое, что было в «Смерти Артура». Что касается современных читателей, их грубостью не испугаешь. В своем романе Мэлори избавился от многократных повторов, которыми грешили французские книги. Я же, со своей стороны, считаю необходимым убрать большую часть повторов, которые остались у Мэлори.