Легенды о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола - [148]

И вот из этой дьявольской неразберихи окружающего мира (вам ничего не напоминает?) он пытался создать собственный упорядоченный мир. Мир, в котором царила бы добродетель, и который управлялся бы понятными ему силами. И какой же материал имел Мэлори для строительства своего мира? Мы знаем, что в тюремной камере, у него не было (и не могло быть) под рукой множества каталогизированных источников, он не имел доступа к современным общественным архивам. О единой хронологической системе оставалось только мечтать, поскольку в то время таковой просто не существовало. Даже нужные словари и то достать было проблематично. А что же у него имелось? Парочка рукописей, молитвенник и, возможно, списки аллитеративной поэмы. И все! Волей-неволей Мэлори приходилось полагаться в основном на собственную память и интуицию. Если писатель не мог вспомнить какого-то слова, ему приходилось изобретать его заново или же заменять на другое.

А каковы же были воспоминания, на которые опирался автор «Смерти»? Я вам скажу. Это были разрозненные обрывки того, что он когда-то читал и видел. Наверное, перед глазами у него вставали сырые болота и ужасный темный лес. Он воскрешал в памяти полузабытые истории, которые некогда рассказывал у камелька заезжий трубадур из Бретани. К этому добавлялись древние валлийские сказания, в далеком детстве слышанные в овчарне: пастух в их поместье был родом из Уэльса и принес с собой целый ворох легенд, насыщенных мистикой и сказочными чудесами. Должно быть, Мэлори помнил кое-какие триады и некоторые строки из поэм, но все это всплывало в виде смутных отрывков. В свое время он был очарован далекими образами и непонятными словами, они запомнились, осели в подсознании, утратив свой смысл и точное значение. Что еще? Перед автором простиралось обширное поле различных исторических фактов — более или менее случайных, не упорядоченных во времени, но связанных единой цепью действующих лиц и конкретных событий. Среди них присутствовали друзья и родственники, короли и герои, призраки и древние боги, ангелы и бесы — всех их запертому в тюремной камере Мэлори предстояло вспоминать и открывать заново.

Ну, и наконец, в качестве литературного материала он имел самого себя — свои пороки и добродетели, свои надежды, страхи и тревоги, свою неуверенность в будущем и непонимание происходящего. Какой простор для анализа! Люди, которых писатель когда-либо встречал, и события, некогда случившиеся, — все продолжало жить в его душе и памяти. А еще сюда следует присовокупить множество болезней. Думаю, Мэлори, как и все его современники, часто маялся животом, ибо тогдашняя пища мало способствовала здоровому пищеварению. Возможно, у него были плохие зубы — непреходящая проблема — или скрытая форма сифилиса (обычное дело в ту эпоху). Не удивлюсь, если в его генах хранились воспоминания о минувшей эпидемии оспы или еще какого-нибудь неприятного заболевания. Ну, и конечно же, Мэлори мог сколько угодно размышлять — над плачевной ситуацией в церковных делах и собственной горькой участью. К его услугам были воспоминания о когда-то услышанной музыке и случайные наблюдения за природой (именно случайные, ибо систематическое изучение окружающей среды относится к более поздним изобретением человеческого разума); а также накопленные за многие века сокровища народного фольклора: гадания и магия, предсказания и пророчества, колдовство и родственная ему медицина — все пошло в ход при написании книги. Хочу особо подчеркнуть, что перечисленные мною компоненты не просто присутствовали внутри автора, они являлись самим автором!

А теперь давайте рассмотрим меня — писателя, который взялся за создание романа в духе «Смерти». Почему мне пришлось так много читать — при том, что большая часть освоенных материалов, скорее всего, вообще останется за рамками книги? Да потому, что мне необходимо понимать не только то, что Мэлори знал и чувствовал, но также и то, чего он не знал (не мог узнать) и не чувствовал. Например, не ознакомившись с системой современных представлений о средневековых вилланах, я не мог бы объяснить для себя полное безразличие Мэлори к этой прослойке английского населения. На мой взгляд, люди совершают величайшую ошибку, когда пытаются реконструировать иную эпоху и при этом исходят из того, что тогдашние взгляды и нравы ничем не отличались от их собственных. На самом деле, если бы наш современник, будучи совершенно неподготовленным, повстречался с человеком пятнадцатого столетия, общение между ними было бы невозможно. С другой стороны, я уверен, что при наличии определенных знаний и самодисциплины современный человек способен не только понять образ мышления своего средневекового собрата, но и до определенных пределов адаптироваться к нему. Правда, обратное видится мне совершенно невозможным.

Я никоим образом не считаю потерянным то время, которое потратил на свои исследования. Без этого образ мышления Мэлори так и остался бы для меня тайной за семью печатями — по крайней мере, в отношении того, чего именно он не мог знать или чувствовать.

И это не абстрактный вопрос. Сейчас, с учетом предварительной работы, мне стало ясно, что задуманное мною переложение «Смерти» будет непростой задачей. Я не могу просто взять и пересказать всего Мэлори, поскольку современный читатель — без специальных знаний и опыта сопереживания чуждой эпохе — не воспримет большую часть рассказанного. И единственный способ решить эту проблему — воспользоваться методом аналогий. То есть, я должен отказаться от полной идентичности и попытаться передать всего лишь сходные образы и эмоции.