Легенды нелегальной разведки. Из истории спецслужб - [153]

Кротов скрючился в очередном приступе кашля. Потом обреченно прислонился к стене.

— А теперь, Иван Порфирьевич, — впервые назвав Кротова по имени и отчеству, заговорил генерал, — послушай меня. Я знаю, что в самом начале войны при твоем непосредственном участии своевременно был эвакуирован весь секретный архив и матчасть школы. Работа была развернута на новом месте дислокации. Ты, замначальника школы, комендант, командир приданного вам истребительного батальона и еще восемь офицеров были представлены к боевым наградам. Потом ты по собственной инициативе подал рапорт и был направлен в разведподразделение, в составе которого успел принять участие в двух боевых операциях за линией фронта. В ходе второй операции ты получил ранение, а за ее успешное выполнение был представлен к боевой награде. Потом третья операция. Ты снова был ранен, да еще и контужен, поэтому тебя подобрали немцы. За вашей группой активно охотились — это подтвердили немецкие архивы. Тебя и второго раненого офицера не добили только потому, что немцы знали о вашей принадлежности к советской разведгруппе. Второй офицер умер у них в госпитале, а ты выжил и был направлен в концлагерь. Ты трижды пытался бежать, тебя не раз бросали в карцер. Мне прекрасно известно о деятельности подпольных комитетов, в которые ты входил во всех лагерях пребывания, и я не сомневаюсь в том, что ты отказался от сотрудничества с гитлеровцами. Мы нашли практически все, что можно было собрать. Так что, Иван Порфирьевич, независимо от того, что я никогда не смогу простить тебе всю довоенную мерзость, я однозначно могу констатировать — в военное время ты не был предателем Родины и не был нацистским пособником. У меня есть все необходимые документы для доказательства этого факта.

Кротов с непонятным, почти детским чувством удивления слушал слова человека, который несколько минут назад был готов раздавить его. Руки в защелкнутых наручниках перестали дрожать, он весь превратился в слух.

— Практически все, кто был с тобой в лагерях, и германских, и наших, готовы поручиться за тебя.

Генерал сделал знак, и один из его помощников освободил руки Кротова. Тот задумчиво потирал запястья и непонимающе смотрел на хозяина кабинета.

— Жена ушла от тебя не после войны, но ты этого не знал. Еще в сорок первом она столкнулась с женой одного из тех, кого ты отправил на расстрел. Она оформила развод, отправила сына в детдом для детей офицерского состава и ушла на фронт. Была военврачом, к концу войны стала начальником госпиталя. Сегодня она доктор наук, профессор, заместитель директора одного из медицинских научных центров в Москве. Сын взял фамилию матери и доблестно служит после окончания военного училища. Вот так, Иван, иногда складываются обстоятельства. А наша встреча обусловлена тем, что мне было поручено изучить в числе многих и твое дело после твоих писем в инстанции.

Кротов ловил каждое слово. Обуревавших его чувств — гнева, страха, отчаяния — словно бы и не было. Теперь разговор выглядел так, будто встретились два фронтовика и вспоминают пережитое. Ну, почти так. Кротов перестал замечать сотрудников в штатском, а вместо грозного генерала видел молодого начальника специального отдела в пошитом за границей шикарном костюме и щегольском галстуке, перехваченном золотой заколкой, из нагрудного кармана пиджака элегантно выглядывает платочек.

— Саша. — прошептал, а скорее простонал Кротов и тут же опомнился. — Простите, Александр Генрихович. — Но эмоции захлестывали. — Я. мне. — Он не договорил, чудовищный стыд душили все его существо, и плечи по-детски подрагивали от безудержного беззвучного плача.

Взяв себя в руки, Кротов продолжил:

— Я. я не мог ожидать от вас такого, особенно после того, что сделал по отношению к вам. Как же мне дальше жить, товарищ генерал? — Он поднял еще не просохшие глаза на генерала.

Тот молча взял со стола толстую кожаную папку, открыл ее и вытащил плотный лист сероватого цвета.

— Здесь те, кого репрессировали по твоим доносам. — Он протянул лист Кротову.

Около двух десятков фамилий с дополнительными данными о членах семей. Большинство фамилий были зачеркнуты толстым красным карандашом.

— Все они расстреляны, Иван, — сказал генерал. — Красным вычеркнуты те, у кого не осталось ближайших родственников. Ты и сам знаешь, что семьям пришлось нелегко. Все они пережили позор как члены семьи «врагов народа», многие незаслуженно отсидели в лагерях и тюрьмах. Из всего списка только шесть семей уцелели. Так что настало время искупить свою подлость. А сделать это можно, помогая тем, кто остался в живых. Добиваться полной реабилитации, сделать так, чтобы дети оболганных получили возможность достойно жить. Этим ты и будешь заниматься! Тебя приведут в порядок, и завтра в десять мы снова встретимся. Тебе многое и многих придется вспомнить, восстановить в памяти множество фактов. Это может стать маленьким шансом для тебя обрести хотя бы тень человеческого достоинства, ведь не сломался же ты в плену. А чтобы ты малодушно не накинул на себя петлю или не выпрыгнул из окна, в ближайшее время придется тебе пожить в соответствующем помещении нашего ведомства. До десяти часов утра тебе будет чем заняться и над чем поразмыслить.