Легенды мировой истории - [156]

— Я просил тебя принести чистую рубашку час назад! Боже, как бестолкова! — зарычал Филипп тут же на Хуану, и та с подобострастием бросилась выполнять его приказ.

Кровь бросилась Фердинанду в голову, и ему стоило огромного труда сдержаться и не стащить наглеца с постели, но король сдержался: зять был болен, он — гость, и теперь, вместе с Хуаной, единственный наследник престола. Поразило Фердинанда и то, что при дочери не было ни служанок, ни фрейлин, одна мужская прислуга.

Зять быстро поправлялся, и вскоре они уже торжественно въехали в Толедо. Изабелла не спускала с дочери глаз. Та обняла мать, и они уединились на целых полтора часа. О чем была их беседа, Изабелла никогда не рассказывала в подробностях, но после этого в ее глазах появилось какое-то затравленное выражение. Фердинанду она сказала только: «Все гораздо хуже, чем нам сообщали». Но пояснять ничего не стала. И хорошо, а то, вполне вероятно, отец мог бы не удержать себя в рамках приличий. После этого Фердинанд еще больше невзлюбил зятя.

Однако внешние приличия соблюдать следовало. И их соблюдали. Окрепший эрцгерцог принимал участие в турнирах, роскошных пирах, потешных баталиях «Взятие Гранады», оказался большим поклонником соколиной охоты и боя быков. Но по ночам, к вящему любопытству испанских придворных и слуг, из покоев четы раздавались то слишком громкие стоны любви, то крики, площадная ругань, падение предметов, хлопанье дверей и отчаянный женский вой.

Почти сразу же после принесения присяги кортесу, сославшись на неотложные дела, Филипп неожиданно покинул беременную жену и, несмотря на все ее униженные мольбы, отбыл со своими фламандцами в Брюссель. Да к тому же еще и через территорию Франции, где принял приглашение французского короля. Мало того, он потом несколько месяцев пировал в его луарском замке Блуа, словно издеваясь: ему прекрасно было известно о весьма осложненных отношениях Фердинанда и Людовика XII — короли находились в состоянии войны!

Вот тогда-то и начался для них с Изабеллой сущий ад. Подальше от людских глаз и языков они переехали с беременной Хуаной в крепость Аревало — туда, где когда-то окончила свои дни безумная мать Изабеллы. Обветшавший дворец ремонтировали, и им пришлось поселиться в той же самой крепости, под которой протекала река. Потом Фердинанд думал, что этого не следовало делать — может быть, это проклятое место и свело Хуану с ума окончательно.

Она бросала посудой в слуг, отказывалась от пищи, таскала за волосы служанок, кричала ему и матери, что ее муж Филипп ненавидит их и она тоже ненавидит их, ненавидит их дурацкие мрачные обычаи, их вытянутые лица, их тяжелые платья, их Инквизицию, их вечные мессы, молебны, исповеди и посты. Она кричала им, что хочет домой, к мужу, во Фландрию, где люди радуются жизни, а не вечно молятся, где едят жирную говядину, танцуют на ярмарках и пьют пиво даже женщины!

При воспоминании о женщинах Фландрии она часто переходила буквально на вой и кричала, что должна ехать немедленно, пока Филипп не пере…л всех фландрских потаскух! Потом она могла часами раскачиваться на стуле и выть. Живот ее все увеличивался, и родители молили Бога, чтобы хоть новорожденный отвлек Хуану от черных мыслей. Изабелла думала, что новый переезд поможет дочери отвлечься от черных мыслей, и они вместе переехали в Алкала де Хенарес, неподалеку от Мадрида.

Фердинанд, обеспокоенный агрессивным поведением Франции, отбыл с войском в Арагон и не знал, что пришлось пережить Изабелле в Алкала де Хенарес. Постаревшая сразу лет на десять, она проводила с Хуаной целые дни, стараясь урезонить, успокоить, помочь, и падала замертво после этих бесед, вконец измученная и опустошенная.

А Хуане и впрямь стало немного лучше, и она спокойно, совершенно ничего не стесняясь, подробно рассказывала матери об унижениях, которым при всех подвергал ее муж, и о своей непреодолимой зависимости от него из-за непобедимой, животной к нему страсти. Несмотря на все мольбы Изабеллы, она не ходила ни на мессы, ни к исповеди и говорила Изабелле страшное, еретическое, богохульное. Все это окончательно уложило Изабеллу в постель.

Фердинанд все еще был в Арагоне, когда 10 марта Хуана на удивление быстро и легко родила мальчика. Это был как раз день его рождения, и именно поэтому ребенка назвали Фердинандом. Матери было безразлично даже как его назвать, она сразу отдала ребенка на руки кормилице и уже совершенно не интересовалась сыном.

Когда стало ясно, что помочь Хуане невозможно, Изабелла отправила дочь под надзор врачей в замок Ла Мота — похожий на несколько гигантских шахматных ладей, забытых великаном на каменистой равнине. От Филиппа же не было никаких вестей. Он так спешил вернуться в Брюссель — якобы по делам государства, — а между тем вот уже несколько месяцев проводил во Франции в пирах и охотах.

Однажды вечером Хуану не нашли в ее спальне. По коридорам тут же застучали каблуки слуг, замерцали в руках факелы.

Полураздетую эрцгерцогиню обнаружили вцепившейся в решетку крепостных ворот. Она выла, мотала головой и кричала то богохульства, то вообще что-то нечленораздельное. Послали за Изабеллой, а между тем все — от врачей и исповедника до алькальда и стражи — старались уговорить эрцгерцогиню вернуться в постель. Тщетно.