Легенды II - [112]

Герцог любил замышлять грандиозные проекты и обдумывать их до мельчайших деталей, но с претворением этих проектов в жизнь дело обстояло намного хуже. Многие месяцы Танижель и его придворные корпели над картами, изучали отчеты первопроходцев столетней, а то и тысячелетней давности и намечали собственные маршруты через дикую, не имеющую дорог местность. Фурвена увлекла эта затея, и во сне он часто видел себя парящим, как птица, над необычайно странным и красивым ландшафтом. Он не мог дождаться дня отъезда. Путешествие на восток отвечало некой его внутренней потребности, о которой он раньше не подозревал. Герцог продолжал строить планы, но точной даты не назначал, и Фурвену в конце концов стало ясно, что задуманная экспедиция никогда не состоится, поскольку герцогу и планов вполне достаточно. В итоге Фурвен, который никогда не ездил в одиночку на большие расстояния и не находил в Таких путешествиях ничего соблазнительного, решил отправиться на восток один.

Тем не менее он нуждался в последнем толчке — и получил его, откуда не ждал.

В этот тягостный период сомнений и неуверенности он совершил визит в Замок под предлогом знакомства со старинными картами, будто бы хранившимися в библиотеке коронала. В Замке, однако, он потерял желание копаться в необозримых библиотечных хранилищах и вместо этого посетил отцовские туннели на западном склоне, внутри стройной скалы, выступавшей на несколько сотен футов над громадой Горы.

Туннели лорда Сангамора восходили спиралью на самый верх этого каменного шпиля. Мастера в самых глубоких и тайных подземельях Замка создали светящийся синтетический камень и сплавили его в огромные сияющие глыбы. Затем эти глыбы под личным руководством самого коронала обтесали до прямоугольных блоков единого размера, которыми выложили стены и кровли туннелей согласно тщательно выверенной градации цветов. Посетителям бил в глаза пульсирующий свет — сернисто-желтый в одном гроте, шафрановый — в другом, топазовый в третьем, изумрудный, багровый. За нежданно яркой красной вспышкой шли более спокойные тона — розовато-лиловый, аквамарин, зеленовато-желтый. Симфония красок лилась из камня в любое время суток. Фурвен в полном восхищении бродил там два часа и вдруг почувствовал, что с него хватит. Что-то словно порвалось в нем, вызвав тошноту и головокружение. Мозг оцепенел от мощи и великолепия этого зрелища, Фурвена охватила дрожь, сердце бурно заколотилось. Поняв, что пора уходить, он ринулся к выходу. Еще полуминуты — и он рухнул бы на колени.

Снаружи он, весь мокрый, привалился к парапету и долго приходил в себя. Сила собственной реакции его озадачила. Физическое недомогание прошло, но осталось какое-то трудноопределимое беспокойство, которое он, впрочем, быстро раскусил. Во время осмотра туннелей восторг, граничащий с преклонением, трансформировался в его душе и перешел в сокрушительное ощущение собственной несостоятельности.

Творение своего старика он всегда рассматривал как любопытную безделицу. Но сегодня, в повышенно-впечатлительном, почти неврастеническом состоянии, с недавних пор ставшем для него характерным, величие отцовского труда ошеломило еТо. Фурвена захлестнуло чувство, в котором он не мог не опознать уничижения, хотя ранее близкого знакомства с ним не водил. И это чувство было вполне понятно. Его отец создал здесь нечто поистине чудесное, найдя в себе для этого силы и вдохновение вопреки изнурительным заботам своего сана.

В то время как сам Фурвен... в то время как он...

Даже к вечеру он не опомнился после встречи с туннелями. В библиотеку он так и не пошел, а пригласил свою былую возлюбленную леди Долиту пообедать с ним в открытом ресторане над Большим Меликандским двором. Долита, хрупкая и очень красивая, обладала темными волосами, оливковой кожей и острым умом. Их бурный роман десятилетней давности длился полгода. Постепенно ее не знающая оков резкость, ее привычка говорить правду, которую все обычно замалчивают, и сарказм ее высказываний охладили желание Фурвена. Но он всегда ценил общество умных женщин, и та самая беспощадная правдивость, из-за которой он сбежал от Долиты, делала ее привлекательной в качестве друга. Поэтому он приложил все усилия для сохранения этой дружбы, даже когда близость иного рода между ними угасла. Теперь она стала ему близка, как сестра.

Он рассказал ей о своем посещении туннелей.

— Кто бы мог ожидать, что коронал окажется еще и великим художником!

В глазах леди Долиты сверкнула свойственная ей веселая ирония.

— По-твоему, одно непременно исключает другое? Творческий дар — это врожденное качество. Позже человек может выбрать для себя путь, ведущий к трону, но дар остается при нем.

— Пожалуй.

— Твой отец искал власти, а это способно поглотить всю энергию без остатка, но он и о таланте своем не забыл.

— То, что его хватило на то и другое, свидетельствует о его величии.

— Или об уверенности в себе. Далеко не все поступают так, как он, но это еще не значит, что они поступают правильно.

Фурвен заставил себя смотреть ей прямо в глаза, что далось ему не без труда.

— Что ты хочешь этим сказать, Долита? Что я поступил плохо, не избрав политическое поприще?