Легенда о Живых и Мёртвых - [9]

     Брёл в ночи домой, я был слегка навеселе,

     а вокруг спокойно, ни души во всём селе.

     Тут-то и увидел я соседа при луне.

     Он слегка прихрамывал, спеша навстречу мне.

     Я его не знал и в его доме не бывал.

     Тут он, улыбаясь, вдруг к себе меня позвал.

     Всё, что в огороде по пути сосед нарвал,

     выложил на стол, настойку горькую достал.

     От его настойки я конкретно захмелел,

     да и сам хозяин, как покойник, посинел,

     а когда мы вышли подышать с ним на крыльцо,

     волосами вдруг покрылось всё его лицо.

     Тут подхватили все мужики:

     Эх, башка дурная,

     пьяная моя башка,

     тебя люблю!

     И всё наливает

     сосед исподтишка,

     а я всё пью…

Тут все резко замолчали, а Лукьян продолжил басить:

     От такого зрелища я мигом протрезвел,

     и совсем иную я картину тут узрел:

     где-то в чаще леса между сосен я сижу,

     шишку вместо стопки возле рта держу.

     Пичкал негодяй меня бесовскою едой;

     накормил поганкой, напоил болотною водой.

     Чёрт под пьяный глаз мне всю реальность подменил,

     поглумился надо мной. Догнал бы, так убил!

     И вновь уже не тихая заводь содрогнулась от дружного ора мужиков:

     Эх, башка дурная,

     пьяная моя башка,

     тебя люблю!

     И всё наливает

     сосед исподтишка,

     а я всё пью…

— Наливай! — завопил Лукьян, и вновь самогон потек в кружки, а потом в глотки.

Усталость и хмель одолели-таки Фрэда: бедолага мирно сопел, уронив голову на руки. На него никто из тех, кто еще оставался на ногах, не обращал внимания. Впрочем, им уже и Прохор казался своим в доску. Один подходил, похлопывал его по плечу, чокался и исчезал, иной, не вставая с лавки, кричал «Король, давай выпьем!» и падал под стол. Бабы с помощью детишек растаскивали своих геройски павших в борьбе с хмельным зельем мужей по избам. Даниэль, отмахиваясь от едкого табачного дыма, пытался вникнуть в суть беседы, что велась двумя мужиками, сидевшими рядом с ним.

Прохор отправил в рот очередной кусок мяса, обильно помакав его в хреновом соусе, и, жуя, спросил у своего соседа, коренастого бородача с проплешиной.

— Староста чего-то загрустил. Пьет в одиночку.

— Лукьян-то? — спросил тот. — Так оно и понятно. Бабу свою на погост отвез месяц как. Полбеды. Он, знаешь, что придумал? — мужик постарался перейти на шепот, но получилось у него не особо. — Утверждает, что отыскал путь на тот свет, а еще говорит, что видел там свою усопшую супругу. Но и это еще не самое страшное: клянется, что встретился нос к носу с хозяином Мертвого царства, с самим Вием. Я, знаешь, что думаю? Пить надо меньше, не то привидится.

Староста искоса посмотрел на соседа и с грохотом опустил кулак на стол, аж посуда подпрыгнула.

— Видел Вия, чтоб мне провалиться! Огромный такой, страшный, как ты. Глаза, что у стрекозы, только здоровенные, с банную шайку. Глянул на меня из-под бровей и сказал, что помру я аккурат через тридцать дней, — Лукьян присосался к горлышку бутыли. — Испугался я, дал деру. Сегодня отпущенный Вием срок истекает. Скоро увижусь со своей старухой.

Старейшина смахнул слезу, сделал очередной глоток и повалился на землю. Прохор хотел было его поднять, но Хома, так звали бородача, своей огромной ручищей усадил короля на место.

— Оставь его, пущай там лежит.

— А вдруг околеет? — обеспокоено спросил рыжеволосый балагур.

— И что? Помрет, так помрет. Тут таких с десяток на два шага. Вон, тот худосочный, что с тобой прибыл, тоже озяб, — и он указал куриной ножкой на сопящего Фрэда. — Жалко старосту. Год назад пропала евоная дочь, потом с супружницей несчастье приключилось. Навалились напасти на Лукьяна, вот он и пьет, не зная меры.

Прохор вздохнул, пожал плечами и выпил.

— Ты что-нибудь слыхал про душегуба? — неожиданно спросил он.

— А то! Мы так мыслим, что Лукьянову жену он ухайдакал.

— С чего так решили?

— Так ить… — Хома развел руками. — А кто еще? Ее нашли на опушке, страшно сказать, всю исполосованную, словно ее на ремни резать хотели. С тех пор мы стараемся без нужды из дому носа не казать по одиночке, только гуртом.

Прохор глотнул из кувшина облепихового настоя.

— Мы специально прибыли, чтобы сыскать душегуба. Знать бы, с чего начать.

— Это вам в город надо, там что ни день, так мертвяк находится. Слухи и до нас доходят. Хватит о плохом да страшном, а то, не ровен час, станем как Меригуан.

Хома потряс в воздухе пальцем.

— Как кто? — поперхнувшись, спросил Даниэль, которому уже порядком поднадоели мужики со своими разговорами.

Бородач повернулся к мастеру, дыхнул ему в лицо перегаром и повторил.

— Как Меригуан.

— А это кто? — не унимался изобретатель, подпирая ладонью подбородок.

Хома на мгновение зажмурился, потряс головой и вновь открыл глаза.

— Мне почудилось, что ты черт. Надо в баню сходить, хмель прогнать, — и крикнул в никуда: — Эй, Румпель, подкинь в печь поленьев, а то баня, поди, остыла. Мы сейчас придем!

Изобретатель кивнул.

— Конечно, но сначала скажи, кто такой этот Мегуриан, или как там его.

— Меригуан, бестолочь! Ой, прошу пардону, случайно вырвалось, — но Даниэль только махнул рукой. — Это у нас блаженный такой в селе живет, то с мухами играет, то из игральных карт домики строит. Вон он, сушеную воблу в кувшин с пивом макает. Любит он пивком побаловаться.