Легенда о вольном купце 2. Заложник дипломатии - [3]

Две минуты спустя калитка приоткрылась, и водянисто-голубой глаз с подозрением посмотрел на глашатая. Тот посмотрел на глаз с еще большим подозрением. Обмен подозрениями продолжался почти десять секунд, после чего обладатель глаза распахнул калитку настежь. Для наблюдателя данной сцены, коих в переулке, к сожалению, не нашлось, стало бы ясно, что пожилой мужчина в строгой черной ливрее является обладателем целых двух голубых глаз, отчего сила его подозрительного взгляда лишь удвоилась.

— Имейте честь представиться, сударь! — высокопарно произнес он. Чед про себя отметил, что будь на его месте какой-нибудь герцог или даже король, тон привратника вряд ли изменился бы. Хотя, судя по одежде, он не простой привратник.

— Чед Уэстерс, глашатай «Телмьюнского Вестника».

— Вас ожидают, — слегка наклонил голову слуга. — Я мажордом Йетельд, управляющий дома Шнапсов. Будьте добры, пройдите внутрь — я укажу вам дорогу.

Чед шагнул за невидимую грань, почувствовав нечто вроде холодной щекотки. Магия. Видимо, его «опознали», и сочли достойным гостем. У ворот с внутренней стороны сидел охранник — не воин, закованный в сверкающую сталь, а, скорее, наемник. Кожаный доспех, короткий меч у пояса, несколько метательных ножей на груди и тяжелый арбалет с рычагом быстрого взвода в руках. Он проводил хмурым взглядом газетчика, который поспешил вслед за мажордомом, шагавшим размеренно и быстро.

Форма слуг не менялась уже, наверное, лет двести. Черный или темно-синий фрак с длинными полами, белая или кремовая рубашка, черные брюки. Допускалась отделка рукавов и воротника золотой нитью. Кроме того, мажордом обладал рядом дополнительных привилегий по сравнению с поварами или горничными — обязательный выходной день, отдельная плата за каждый объект, вверенный ему в управление и прочие блага, выражавшиеся, по большей части, в денежном эквиваленте.

Уэстерс, пощупав сумку и убедившись, что бутылка еще там, перекинул ремень на другое плечо и поднялся вслед за Йетельдом по ступенькам большого, нового дома. В десяти саженях в стороне виднелся полузаросший травой фундамент — очевидно, остатки старого. Мажордом открыл перед гостем дверь и зашел внутрь вслед за ним, плотно, но в то же время неслышно ее закрыв. Что ж, умение закрывать дверь — тоже искусство.

Холл был воистину огромен, высотой в два этажа, с двумя мощными колоннами из белого мрамора, поддерживающими крышу. За двадцать пять шагов от входа находилась широкая лестница, ведущая на второй этаж. Здесь стояли несколько диванов королевского размера, кресло, небольшой столик с дюжиной книг на полке сбоку и курительными принадлежностями. Кроме того, пол укрыт шерстистым ковром — Чед не мог сказать, шкура это или ткань с умело вплетенной распушенной нитью.

В кресле, в халате и домашних брюках сидел владелец поместья собственной персоной. Небольшого роста пятидесятилетний мужчина с окладистой бородой и аккуратно зачесанными назад волосами, которые одновременно находились под атакой залысин и седины. Серые глаза, под одним из которых была едва заметная татуировка в виде странного знака, насмешливо смотрели на Чеда, не потому, что глашатай как-то потрепанно выглядел или забыл о важных правилах приличия — эти глаза, видимо, смотрели так на весь мир.

— Чед Уэстерс, не так ли? — спросил он дружелюбно. Чед кивнул головой:

— Да, мастер Шнапс.

— Будет вам. Если мы хотим с самого начала взять правильный тон, советую вам называть меня просто Рихардом. Всем советую, да вот беда — никто не слушает. — С этими словами баронет затянулся несколько мгновений назад раскуренной трубкой и выпустил облачко волнистого дыма. — Присаживайтесь, Чед.

— Мастер… Рихард, в письме ко мне вы упоминали о некой волнительной истории, не так ли?

— Уже лучше, — одобрил тот. — Возможно, и упоминал. Ваше любопытство не дает вам работать?

— Мое любопытство очень помогает мне работать, — усмехнулся Уэстерс.

— Тогда все же присядьте и расслабьтесь, — посоветовал Рихард. — Я никогда не пробовал свои силы ни в писательском деле, ни в составлении устных историй. Возможно, были какие-то попытки юности, но я их забросил, и с тех пор даже не начинал. Понимаете ли вы, что это означает?

— Рискну предположить — вы заранее извиняетесь, что задержите меня надолго?

— Очень близко, — коротко хохотнув, сказал собеседник Чеда. — Мой рассказ будет длиться все ваше доступное свободное время, а вы уже сами решите, что из него будет интересно для читателя «Вестника». Я упомяну все детали, которые только вспомню — а вы вырежете из них ненужное. И маленькое предупреждение, — недобрая искра сверкнула в серых глазах, глазах чужого для этого мира человека, — не пытайтесь исказить мои слова.

— Что вы, — возмутился Чед. — Мы хоть раз писали клевету?

— Не знаю, — хмыкнул Рихард. — Я вообще газеты не люблю.

— Тогда почему решили согласиться на мое предложение? — полюбопытствовал глашатай. Баронет поскреб ногтями резьбу на трубке и пожал плечами:

— Подумал, что это будет забавно. Считайте это прихотью или эксцентричной выходкой. Курите?

— Бросил. Лекари сказали, что и до ста не доживу.