Легенда о Сибине, князе Преславском - [28]

Она пристально смотрела на князя. Его слова породили в ней подозрение.

— Впрямь ли являлся он тебе? Впрямь ли говорил с тобой, либо ты говоришь его словами, потому что он в душе твоей?

— Клянусь тебе! Здесь он явился мне лишь единожды, но прежде, в Преславе, искушал меня много раз. Он отрицает силу божью, и я знаю, как велико и нестерпимо страдание человека, у которого нет бога. Душа его иссыхает, разум мнимо оттачивается. Нзчестие и богохульные мысли убивают душу и леденят сердце, как леденит стужа землю и всякую жизнь на ней.

Теперь она смотрела на него с затаенным ужасом, уловив в его голосе искренность.

— Сколь несчастен ты, княже! Услышит ли тебя Господь и смилуется ли над тобой? Во время молебствий наших семижды днем и четырежды ночью я буду молить Бога и за тебя. Долго придется тебе поститься, прежде чем ты окажешься достоин нашей общины… Но где он предстал пред тобой? И не походил ли на тебя видом?

Ещё один шаг, и князь открыл бы ей душу, ибо ничего так сильно не желал он, как истинно исповедаться перед любимой, но её вопрос вызвал у него улыбку, хотя он и не мог бы сказать, чему улыбнулся — вопросу или её полусогнутому указательному пальцу, которым она трясла нетерпеливо, как дитя, желающее поскорей удовлетворить своё любопытство. Почему ей хотелось знать, каков из себя Сатанаил, и зачем уподобляла ему князя?

— Я же сказал тебе, что он весел, молод, жизнерадостен. Явился мне третьего дня, когда я сидел у костра и уже почти засыпал. Вышел неожиданно из-за дерева, — печально проговорил князь.

— Ты построил себе хижину?

— Нет. Остался в пещере. Там тепло.

Она замерла, выронив из рук палку.

— Он владеет тобой, ты нарочно поселился в его пристанище… О несчастный, ты не жаждешь спасения! — в гневе воскликнула она.

— Пойдем со мной, и ты убедишься, что нет в пещере никакого дьявола. Неужто ты, столь светлая и чистая, побоишься вступить туда? Даже коли существует он, ты прогонишь его святостью своей и молитвами. Ты божий воитель, и не должно тебе избегать единоборства с ним, не то лишишься ты божественной силы.

Она колебалась, и князь продолжал убеждать её. Желание исповедаться исчезло, вновь пробудился в нем лжец. Усилие, которое он сделал над собой, чтобы её обмануть, возвратило его к Сатанаилу — похоже, Сатанаил сам то отталкивал его, то привлекал к себе; отталкивал туда, где должен был находиться Бог, но там никого не оказывалось, и он вновь принимался за Сибина, чтобы искусить Каломелу.

Каломела наконец согласилась взглянуть на пещеру, и они углубились в чащу.

— Погоди, — остановила она князя и опустилась на колени перед высоким дубом, под редкой сенью которого цвели крокусы, васильки и пионы. Князь увидал, что она вынула из кармана маленькое Евангелие, раскрыла его, прислонила к дубу и начала молиться. Она схватилась руками за тяжелые, свисавшие на грудь косы и, воздев к небу глаза, стала читать «Отче наш». После каждой молитвы она повторяла: «О владыко, суди и осуди пороки плоти нашей, не щади рожденной в грехе плоти, но смилуйся над душою…»

Она была прекрасна в своем молитвенном экстазе, хотя не вполне понимала, должно быть, слова, которые произносила с детской наивностью и восторгом. Выгоревшая ряса, обтянув спину, четко обрисовала линию плеч, округлость бедер. Потрясенный тем, как она молится, князь казался себе окаянным грешником, стоящим пред святой.

Сподобившись благословения Господа, Каломела смело двинулась по протоптанной медведем тропинке, неся в качестве дарохранительницы Евангелие. Тепло, которое исходило из пещеры, смутило её. Она обернулась, ожидая, что князь зажжет факел, но тот прошел вперед, и она последовала за ним. Видневшийся вдали свет приободрил её. Они подошли к роднику. Слегка дымившаяся сапфирно-голубая прозрачная вода привела её в восхищение, а гул низвергающегося в бездонную глубь потока ошеломил.

— Сатанаил не нуждается в убежище, весь мир принадлежит ему, — сказал Сибин. — Отчего этому источнику не быть создану Господом для исцеления болящих? Разве ангел господен не возмущал воду в купальне Иерусалимской, дабы исцелялся входящий в неё?..

Она, казалось, не слышала его, зачарованная родником, не в силах отвести от него глаз. Привыкшая к телесной чистоте, она давно уже не купалась, и теплая вода манила её к себе.

В это мгновение в пещеру вошел жеребец Сибина, следовавший за своим хозяином по пятам как верный пес. Увидев, что к ней приближается кто-то черный с горящими, точно угли, глазами, Каломела испугалась, но князь поспешил успокоить её.

— Мой конь привык ночевать здесь. Я выведу его, а ты искупайся.

Он вывел жеребца, пустил пастись. Искушение увидеть свою возлюбленную обнаженной овладело Сибином. Заплатанная ряса не выходила из головы. Каков был стан под нею? Сатанаил нашептывал сомнения. Князь смекнул, что может забраться на скалу и заглянуть в пещеру через расщелину. Бесшумно, чтобы не вспугнуть её, вскарабкался он наверх и прильнул к отверстию.

Она была подобна духу небесному, сошедшему к теплому роднику, дабы озарить его благодатным светом. Её нежные, белые, как лилии, руки жадно ласкали воду. Одна коса соскользнула меж розовых грудей, другая ниспадала на спину. На усеянном капельками лице сияла улыбка. Точно луки, изогнулись линии девственных бедер, белизной фарфора сверкали под голубоватой водой колена. Тело её среди водяных брызг излучало сияние плоти, зримое не только для глаз, но и для души. Она плескалась в воде, как это делают дети, и князю почудилось, что он слышит стон наслаждения. Солнечный луч прокрался в пещеру, и над родником, похожим на запотевшее голубое зеркало, в котором отражалось её тело, задрожала маленькая радуга, увенчав её русую головку…