Легенда о счастье - [119]

Не нарушали почин важного сельского дня.

Только грачи, из ночевки с церковных берез подымаясь,

Каркали в небе пустом, после за пахарем шли.

Следом за ними стрижи прилетели, и долго их стая,

Воздух пронзая крылом, реяла на вышине, —

Знать, и они захотели почтить земледельца работу,

Ревностный пахаря труд, дело святое земли.

Спожинки

Шумно ликует в ристалище неба крылатая стая

Птицы осенней: грачей, галок и с ними ворон.

Слышится свист от гульбища, как будто бы буря проходит,

День же с утра золотой, бабьего лета пора.

В поле снопа не осталось, блестит на меже паутина,

Через пустой косогор лентой дорога лежит.

Стылый дымок над овином синеет; село на ладони;

Видно, какие дела будний заполнили день:

Бабка Аганя пестом обдирает сушеное просо

И на веретье потом сыплет из ступки крупу;

Митрий Алешин повез умолот на Большую Водянку,

В горку коню подсобив, он ухватился за гуж;

А на гумне всей семьею молотит Степан оржаное,

Сам, да жена, да мальцов пятеро, спорых к труду,

Только мелькают тяпицы, в черед ударяя о землю.

Даже трехлеток – и тот хочет за всеми поспеть, —

Цеп ему сделал отец для забавы по росту и в меру,

Им он поодаль стучит, бьет в колосок по зерну.

1924

Хлеб

Хлебы испечь норовя, приступила с обычной сноровкой

Дарья-хозяйка, – она делала это вот так:

В погребе гущу квасную ковшом зачерпнула до края,

С теплой смешавши водой в липовой емкой квашне;

Две плоскодонные чашки с мукой опрокинула следом,

После, мутовкой взболтнув, к печке поставила греть,

Чтобы в тепле этой ночью повыше поднялась опара

И без закала был хлеб, с крупной и пышной ноздрей.

Сверху тряпицей покрыла и, фартук свой сняв, подвязала, —

Чуть ли не баба теперь стала по виду квашня.

Утром, тряпицу загнув, увидала хозяйка: недаром

Слышно ей было сквозь сон, точно ворчал домовой,

Дулся впотьмах пузырями и лопался с жалобным писком, —

Это гуляло всю ночь тесто и липло к бокам

Плотно закрытой квашни, а теперь все опало, как надо,

След показавши густой более чем на вершок.

«Тесто укисло», – решила хозяйка и всыпала соли,

Бросив две горсти, затем долго мешала рукой,

Голой до локтя, все время муку подсыпая. Как только

Ком загустел, кулаком Дарья ударила вниз,

Дно не достала, а тесто от пальцев тянулось, как лента,

В пленке пузырчатой сплошь, словно в стоячих глазах.

Горстью комок оторвав, разваляла по чашкам с мукою

Дарья, подбросила вверх полные чашки не раз,

Даже, примету блюдя, широко покрутила рукою;

На печь поставила в ряд чашки, чтоб тесто взялось.

Стали хлеба подыматься; тут печку она затопила;

Красным лизнул языком черные сучья огонь;

Коркой с полена скоробясь, тогда береста затрещала,

И разгорелся костер. Баба не раз и не два

Тесто по чашкам до печки ходила проведать. Все выше

Ком вылезал из краев; Дарья сказала себе:

«Хлебы дошли!» – и, руку снабдив полновесным оружьем

Кухонных дел, кочергой, весь свой истоп загребла,

Угли, как кудри в ряду, по краям от заслонки ровняя.

Дальше, схватив помело, точно на миг обратясь

Ведьмой, всю золу смела без остатку веником мокрым,

Чтоб уголек не пристал к корке исподней и зря

Он не попортил красы пропеченного хлеба, – ведь этим

Много гордится подчас баба, хозяйка-жена.

Под приготовив на славу и бросив метлу на полати,

Дарья с лопатой теперь стала справляться: раз, раз!

И опрокинула чашку; и тесто в муке отвалилось,

Пышность свою сохранив, – хлеб испечется неплох.

Все посовавши, тут скутала печку хозяйка, заслонку

Плотно прикрыла к челу, вьюшки, блинок за блинком,

дружку на дружку поклала и сбила задвижку.

Запахла духом печеным изба. Время свое просидят

Хлебы и легкими станут, с подсушенной нижнею коркой,

Так что руки не обжечь, если стряпню вынимать.

Твердую корку хозяйка, как хлебы брала, прищелкнула,

В чашки рассунула все жареным исподом вверх.

А поостынут лишь, Дарья ножом каравай перекрестит,

Тесно под груди прижмет, срежет горбушку в длину;

И, коль случишься тут быть, обернется к тебе и промолвит,

Свежий гостинец подав: «Съешь на здоровье ломоть!»

1920

Блины

Кучу больших рогачей, круторогих в обхвате, раздвинув,

Чапельник цепкий взяла баба: пекутся блины;

В липовой кадке опара, туда и ныряет половник;

Смазана маслом, шипит жаркая сковорода.

Шлепнется тесто ноздристым, прилипчивым комом в середку

И, разойдясь по краям, круг весь займет на огне.

Полымя бок зарумянит, а чапельник сунется в печку, —

Чтобы тот блин не сгорел, вынуть его на шесток.

Нож с деревянною ручкой, скользнувши под испод немедля,

Блин на весу обернет, снова тот сунут на жар.

Вот и испекся. А вышел красавцем, с двойною сережкой,

Пышен, поджарист, румян, коркой, как хворост, хрустит.

Целую стопку сложила в тарелку таких же стряпуха,

После на стол подала к ним из пера помазок,

В масло топленое в чашке его обмакнуть не забыла.

Коли ты в гости пришел, тут же садись и за стол.

Мажь, не жалеючи сдобы: еда ведь на редкость какая!

Блин и другой закусив, добрую бабу хвали.

1920

Печка

Печку Анисья с утра протопила и, жар загребая,

Старым гусиным крылом золу с загнетки смела.

Стукнула жестью заслонки, заботливо под посмотрела,

Щи, в чугуне прокипев, преют капустным листом,

Каша в горшке разварилась и коркой поджаренной вспухла,

В плошке свинины кусок салом избу продушил.