Легенда о Пиросмани - [6]

Но его сонливое умиротворение и покой были потревожены шумом, доносившимся через окно. Только начинало светать. Это были властные пронзительные звуки, издаваемые их старым горластым петухом по кличке Мамало, который без устали кукарекал на всю округу, бессовестно разрушая благоговейную тишину своими хриплыми криками. Вслед за ним последовал лай соседских собак, а издалека протяжно замычала голодная корова. Нико был уверен, что она голодная, потому что, вдоволь наевшись травы или сена, корова не мычит. Это отчаянное кукареканье давно досаждало и будоражило его детский разум. Он даже несколько побаивался этого петуха после того, как тот однажды клюнул его выше колена. Тогда отец пообещал, что сейчас же, одним движением руки, отсечёт голову этой злобной и драчливой птице. Но мать его остановила, сказав, что Мамало прекрасно выполняет свои обязанности по хозяйству, и, помимо всего, он смел и отважен, и получше любой кавказской овчарки сторожит дом. И безумный петух, ощущая опору в лице хозяйки дома, что поила его и кормила пшеном, подсолнухом и кукурузой, позволял себе кукарекать, когда ему вздумается, невзирая на ранние часы, отчаянно, до крови, дрался с соседскими петухами и нахраписто преследовал чужих кур. Они же, питая к нему нежные чувства, вовсе и не торопились от него бежать, а ласково ему кудахтали, находясь в абсолютной уверенности, что солнце всходит только потому, что поёт вояка Мамало. И вот сейчас этот, до сих пор не съеденный «вестник зари», глухо шлёпал своими крыльями и, очевидно, не считал себя кем-то иным, кроме как горным орлом, а может, и двуглавым, со всеми сопутствующими атрибутами власти – скипетром, державой и тремя коронами…

* * *

– Неважны наши дела, Текле, – услышал Нико голос отца. – Плохо земля кормит. Уже и не знаю, что делать будем. Как семью содержать?

– Как-нибудь перебьёмся, Аслан, – успокаивала его мать, говоря тихо, чтобы не разбудить детей. Она пряла шерсть для чохи и изредка поглядывала на кипящий над огнём котел. – Если Бог дал нам детей, Он и поможет найти для них хлеб. Я вот вязать стану по ночам. Купим ещё шерсти у князя. Кахи, его работник, ведь овец стрижёт. Помою я её, прочешу и накручу нити…

– Да где тебе, Текле? Ты вон и так с утра до ночи горбатишься, посмотри, совсем на старуху похожа стала…

– Детей-то надо на ноги поднимать, Аслан…

– Мариам уже не ребёнок, выдать её надобно замуж…

– Да что ты говоришь, Аслан? Замуж! Кто её возьмёт, слабую здоровьем? Какая из неё жена и мать? И в приданое что дадим, ты подумал? Этот дырявый ковёр снимем со стены? – спрашивала Текле, качая головой, а тот только вздохнул в ответ:

– Ну что за мужчины пошли, Текле, если они только за богатством гонятся? Главное ведь, чтобы молодые любили друг друга, остальное неважно. Хотя, к чему об этом сейчас толковать? – он обречённо махнул рукой.

– Дети помогают нам как могут – и Мариам, и Гиоргий, и Пепуца, и младшенький наш – Нико…

– Я заберу сегодня мальчугана с собой, Текле. А то бродит бесцельно по селу, думает о чём-то своём, журавлей в небе считает…

– Да, Аслан. Пусть подсобит тебе. Посмотри на свои руки. Пальцы не можешь разогнуть от мозолей и порезов.

– Крепкие гроздья уродились в этом году, руке не поддаются. Приходилось срезать их ножиком.

– Хороший ты человек, Аслан. Вижу я, как спину гнёшь, из кожи вон лезешь, чтоб семью обеспечить… Всё своё умение проявляешь на винограднике. С каждым кустом разговариваешь, уговаривая его расти и плодоносить, ранней весной лозу гладишь, жалея её после сильных заморозков. Любишь ты своё дело, в нём ты не от мира сего, и отдаёшься ему без остатка.

– Вчера закончили сбор винограда, Текле. Уложили богатый урожай в плетёные корзины, а затем потихоньку перенесли в княжеский марани. Места там уже свободного не осталось!

– Ну слава Богу и Святому Гиоргию! Услышали они наши молитвы, послали сухую погоду на ртвели…

…В тот день Нико помогал отцу в винодельне, что стояла в большой усадьбе князя, недалеко от виноградников. Капитальное марани, построенное из камня, с орнаментом на наружных стенах и с красивым убранством внутри, хранило в себе не только вино. Здесь хватало места и для других фруктов и овощей, а также солений и других припасов на зиму. Внутри было тихо и прохладно. У стены находился сацнахели, чан-давильня, похожий на лодку-долблёнку из ствола большого дерева.

Наполнив сацнахели гроздьями винограда из кошёлок, что занимали почти четверть всего марани, отец приказал сыну хорошо помыть ноги в тазу с водой, и влезть в чан, на груды винограда.

– Будем делать вино, сынок! – гордо объявил он. – Видишь, как блестят эти плоды? Они впитали в себя солнце виноградной лозы. Смотри и хорошенько запоминай! Это дело передаётся от отца к сыну. Сначала будем давить виноград…

– Вместе с веточками и косточками, отец? – наивно спросил Нико.

– Да. Так надо. Так делал мой отец…

– Мой дед? А его кто научил?

– Его научил его отец, и его отца отец, и его дед, и прадед. От самого Адама…

– От какого Адама?

– Адам – это самый первый человек на земле. Все люди – его дети. Особенно грузины. Вот скажи мне, ты кто?