Легенда - [69]

Вирэ подошла, обвив его рукой за пояс.

– Прости, – сказала она.

– За что?

– За то, что я сказала, когда ты сообщил мне о письме.

– Ничего. Почему, собственно, ты должна быть обо мне хорошего мнения?

– Потому что ты мужчина и поступаешь как мужчина. Теперь твой черед.

– Какой такой черед?

– Извиняться, болван! Ты меня ударил.

Он привлек ее к себе, оторвал от земли и поцеловал.

– Это не извинение, – сказала она. – И ты меня исцарапал своей щетиной.

– Если я извинюсь, ты позволишь мне сделать это снова?

– Что сделать – ударить меня?

– Нет, поцеловать!

Позади них Тридцать сели кольцом вокруг огня, отстегнув мечи и воткнув их в землю.

Возникла связь, и мысли их устремились к Винтару. Он приветствовал каждого по имени в чертогах своего разума.

Объединенная мощь Тридцати на миг захлестнула Винтара, и ему пришлось сделать усилие, чтобы вспомнить себя. Он взвился вверх словно призрачный великан – новая сущность, наделенная безграничной силой. И внутри этой новой сущности крохотный Винтар направлял единую мощь двадцати девяти.

Исчезли Тридцать – и возник один.

Рожденный под Дельнохскими звездами, он звался Храмом.

Храм парил высоко над облаками, простирая эфирные руки к утесам Дельнохского кряжа.

Он ликовал, и новые глаза упивались красотой Вселенной. Смех клокотал у него в груди. А посреди него Винтар решительно пробивался к самому сердцу.

Наконец Храм ощутил присутствие настоятеля – словно назойливую мысль на краю новой реальности.

В Дрос-Дельнох. На запад.

И Храм полетел на запад высоко над горами. Внизу в безмолвии лежала крепость, серая и призрачная в лунном свете. Он опустился к ней и почувствовал преграду.

Преграда?

Для него?

Он ударился о нее – и его, раненого и разгневанного, отшвырнуло в ночь. Его глаза вспыхнули, и он познал ярость: барьер причинил ему боль.

Снова и снова Храм пикировал на Дрос, нанося ужасающей силы удары. Барьер дрогнул и изменился.

Храм в смятении отступил и начал выжидать.

Барьер рос, менял очертания, словно клубящийся туман. Вот он сгустился в плотный столб чернее ночи. У столба отросли руки, ноги и рогатая голова с семью раскосыми красными глазами.

Храм познал многое за несколько минут своей жизни.

Первыми пришли радость, свобода и ощущение бытия. Потом – боль и ярость.

Теперь он постиг страх и узнал зло.

Враг налетел на него, терзая черными когтями небо. Храм встретил его лицом к лицу и обхватил руками. Острые зубы вонзились ему в щеку, когти вцепились в плечи. Храм обрушил на врага свои огромные кулаки, пытаясь расплющить его.

Внизу, на Музифе, второй стене, заняли позицию три тысячи человек. Друсс вопреки всем доводам отказался сдать первую стену без боя и ждал там с шестью тысячами воинов. Оррин долго и яростно убеждал его, что он совершает глупость: стена слишком широка. Но Друсс стоял на своем, даже когда Оррина поддержал Хогун.

– Доверьтесь мне, – твердил старик. Ему не хватало слов, чтобы убедить их. Он пытался объяснить, что в первый день людям нужна хотя бы маленькая победа, чтобы их дух окончательно закалился.

– Но мы рискуем, Друсс! – возразил Оррин. – Первый день может принести нам не победу, а поражение. Разве ты сам не понимаешь?

– Ты ган! – рявкнул тогда Друсс. – Прикажи мне, и я подчинюсь.

– Нет, Друсс. Я буду стоять рядом с тобой на Эльдибаре.

– Я тоже, – сказал Хогун.

– Вы сами увидите, что я прав, – заверил Друсс. – Ручаюсь вам.

Оба гана улыбнулись, скрывая свое отчаяние.

Теперь караульные кулы черпали из колодцев воду и разносили ведра по стене, переступая через ноги и туловища спящих.

На первой стене Друсс погрузил медный ковш в ведро и напился. Он не был уверен, что надиры пойдут на приступ уже сегодня. Он чуял, что Ульрик затянет это убийственное напряжение еще на день, чтобы зрелище его готовящейся к бою армии подорвало мужество защитников и лишило их надежды. Однако выбора у Друсса не было. Первый ход за Ульриком – дренаям остается только ждать.

Наверху Храм бился с яростным демоном – враг изодрал ему спину и плечи, и силы Храма шли на убыль. Но и рогатая тварь тоже слабела. Смерть смотрела в лицо обоим.

Храм не хотел умирать – он едва успел испытать сладостно-горький вкус жизни. Он хотел рассмотреть вблизи все то, что видел издалека, – цветные огни растущих вширь звезд, тишину отдаленных солнц.

Его пальцы сжались. Он не сможет порадоваться огням, не сможет насладиться тишиной, если эта тварь останется в живых. Внезапно демон испустил вопль – страшный пронзительный звук, призрачный и леденящий кровь. Его спина хрустнула, и он растаял, как туман.

В самой душе Храма раздался голос измученного Винтара.

Храм посмотрел вниз – там люди, крохотные хрупкие существа, готовились перекусить черным хлебом и водой. Винтар крикнул снова, и Храм нахмурился.

Он указал пальцем на стену.

Люди завопили, роняя с Музифа ковши с водой и ведра. В каждом сосуде кишели черные черви. Солдаты вскакивали на ноги, и на стене царила полная неразбериха.

– Что, черт побери, там творится? – сказал Друсс, услышав шум. Он посмотрел на надиров и увидел, что они отходят от осадных машин к своим палаткам. – Не знаю, в чем там дело, но если даже надиры уходят, пойду сам на Музиф и погляжу.