Ледяной сфинкс - [110]

– Ты от меня отрекаешься? – возмутился сенатор. – Мальчишка! Что за вздор? Постой, ты что, всерьез решил, что я хотел тебя убить? Но я же только и делал, что защищал тебя! И если бы Аким задержал тебя сейчас, неужели думаешь, что я позволил бы ему причинить тебе хоть малейший вред?

– Нет, – отрезал Александр, – вы не меня защищали. Вы предатель и заговорщик, вы составили заговор против государя, использовав наивных, восторженных людей, которые вам поверили. Вы убили несчастного Петрова, который вам доверился, сочтя вас честным человеком. Вы убили его мать и ее служанку, вы убили Никиту, отделались от кухарки Саввиной, если таково ее настоящее имя, вы хладнокровно послали на казнь исполнителей вашей воли и, уверен, до последнего убеждали их, что они отделаются легким наказанием. Вы пытались убить Амалию, – барон стиснул челюсти, – причем не один раз. И удивляетесь, почему я не хочу иметь с вами ничего общего? Вы мне отвратительны! Я скорее признал бы родным отцом последнего крестьянина или какого-нибудь пьяницу лакея, но не вас!

– Постой, – пробормотал Строганов в явном волнении, – погоди! Дай же мне наконец… – Граф рассмеялся надтреснутым, старческим смехом. – Я имею право на защиту? Черт возьми, даже у этих гнусных нигилистов, которые чуть не убили тебя, были защитники!

– Они чуть не убили меня, потому что вы послали их, – возразил Александр. – Вы стояли за ними и тайно их направляли. Зачем? Что такого вам сделал покойный государь?

– Зачем? – взвился Строганов. – А зачем дворянство разорено? Зачем старые крестьяне втихомолку вздыхают о крепостных временах? Зачем всякие хамы рвутся в миллионщики, а потом, разбогатев, лезут во власть и заводят такие порядки, что от них тошнит? Это все сделал он, Александр Николаевич! Он освободил крестьян и тем самым разорил дворян, он завел либерализм, от которого никакого проку, он дал хамам власть! И если бы он прожил дольше, бог знает, до чего бы мы дошли! Думаешь, я один желал его смерти? Ну так вот, ты очень сильно заблуждаешься! Нас много, и куда больше, чем думают!

– Замечательно, – презрительно промолвил Александр. – Давайте теперь стенать о временах рабства, когда людей продавали как скотину. А я почему-то склонен верить, что человек не скотина.

– Еще один либерал… – пожал плечами Строганов. – Господи, да когда же вы все наконец поймете, что эта страна проклята Богом и что тут никогда ничего не бывает, как у людей? Черт возьми! Кто и что было у Европы – Наполеон, Жанна д’Арк, Римская империя, Столетняя война, Возрождение, морские открытия, рыцари, замки, наконец! А у нас – татарское иго, рабство, лень, воровство и неистребимое холуйство. Но и тут можно жить, уверяю тебя, и прекрасно, если уважать в рабах их желание быть рабами, не требовать трудолюбия от лодырей, а воров наказывать не слишком строго. Потому что у хаоса есть свой порядок, который обычному порядку не понять!

Лицо графа побагровело, он задыхался от волнения. Но на Александра все его слова не произвели никакого впечатления. Голос его, когда молодой человек заговорил, звенел металлом:

– И во имя вашего хаоса вы убили великого государя, студента Николая Петрова, которому было всего двадцать с небольшим, его мать, их служанку, пятерых нигилистов, по крайней мере, один из которых проявлял недюжинные способности в науках, Никиту Васильчикова, а теперь Саввину? Что вы пытаетесь мне доказать? Что их жизни ничего не стоят? Что они сами виноваты в том, что доверились вам? Что вы имели право? Вы никогда мне этого не докажете, потому что я видел, как умирал государь, я только что видел, как кончили свою жизнь несчастные, обманутые вами люди. Да за то только, что вы пытались сделать с Амалией, вы заслужили куда худшей участи, чем они!

– Уверяю тебя, я тут ни при чем! – с жаром воскликнул Строганов. – Я даже не подозревал…

– Неужели? Хотите сказать, не вы приказали Саввиной отравить Амалию, понимая, что вскоре мы с ней отыщем вот этот дом? Не вы изобрели фокус с подложными записками, чтобы нас разлучить?

– С какими еще записками? – изумился сенатор, и изумился так искусно, так искренне, что его крестник чуть не дрогнул. Но преждевременная искра торжества, мелькнувшая во взоре Строганова, выдала его.

– Вы подлец, – с горечью сказал Александр. – Но довольно. Один раз вы торжествовали, когда государь вышел из кареты. Ему надо было сразу же после первого взрыва возвращаться во дворец, но он велел остановиться. Потому что испугался, но не за себя, а за меня. – Молодой человек закусил губу. – Вам повезло, бесчестный вы человек, что в тот день государя сопровождал я. Иначе вы бы не добрались до него. Но я не дам вам добраться до Амалии. Слышите? На сей раз вам придется отступиться!

– Так это все из-за нее? Послушай, мой мальчик, я никогда не думал, что эта особа так тебе дорога. Честное слово…

– Не смейте так ее называть! – вскипел Александр.

– Хорошо, – пожал плечами граф, – я больше не буду вам докучать. Но ты должен убедить мадемуазель Тамарину оставить ее расследование. Генерал Багратионов не был нашим сторонником, а теперь он глава особой службы, и если Амалия пойдет с рассказом о своих подозрениях, о дневнике осведомителя и 16-м доме, мне придется принимать меры.