Ледяной Ирис - [5]

— Как же хорошо, что ты рядом, — прошептал Шигэру, слегка касаясь своей мягкой ладонью чуть приоткрытых губ возлюбленного, — Мне сегодня дурной сон приснился: словно какой-то демон увёл тебя прочь, и ты исчез, будто и не встречался ты мне никогда, и не было тебя в моей жизни.

Промолчал Сибори, чувствуя, что тяжело ему будет после этих слов разговор начать. Да и как говорить с человеком, что так боится потерять тебя, о том, что желаешь покинуть его?.. И всё же понимал рыжеволосый юноша, что не сможет позже сказать и слова, и потому торопливо проговорил:

— Шигэру, я хочу отправиться воевать.

Неловко и как-то глупо, по-детски прозвучали эти слова, повисшие в тишине комнаты. Шигэру недоумённо моргнул, чуть ослабляя хватку и позволяя Сибори повернуться к нему лицом. А тот продолжал говорить, и рассказ его звучал почти восторженно, особенно тогда, когда начал он рассказывать о старике, что повстречал у реки… Шигэру молчал, слушая любимого, но видел Сибори в его глазах тень обиды и непонимания.

— Ты совсем ещё молод, Сибори, и думаю я, что ты погибнешь на войне быстрее, чем успеешь взять в руки оружие. А твоя смерть — последнее, о чём я желаю узнать в этой жизни.

Несколько уязвлённый подобными словами, рыжеволосый юноша умолк. А Шигэру, отпустив его, сел на циновке, словно пытаясь показаться выше и солиднее, чтобы прислушались к нему:

— Пойми уже: война — это не игра. И вряд ли ты вернёшься живым и не искалеченным. Ладно бы я объяснял это мальчишке, из которого весь ум вышибли родительские затрещины, из тех, что колотят друг друга деревянными палками, точно мечами! Но ты, ты ведь, как и я, видишь тех людей, что возвращаются с войны искалеченными, едва живыми, не добившимися ничего, кроме отрезанных конечностей и кучи болезней!

Впервые видел Сибори, чтобы Шигэру повышал голос. Пусть тот и старался говорить потише, памятуя о пациенте за стеной, но всё же никаких сил не было у мужчины на то, чтобы удерживаться от резких слов:

— Может, ты и сильный, и умный, и так далее, но на войне никому не будет интересно, сколько книг ты прочитал в юности! Если уж так сильно желаешь известности и славы, то мог бы попытать счастья как придворный лекарь кого-то из правителей: врачей нынче недостаёт, а с твоими знаниями тебя многие приняли бы к себе.

— И что бы изменилось для меня?! — Фыркнул Сибори, рывком поднимаясь: его разозлило то, что даже Шигэру сомневается в нём. — Я бы стал точно так же, как сейчас, возиться с чужими гнойниками и нарывами, и объяснять, что неплохо бы хотя бы изредка не сидеть по уши в воде, чтобы не заработать после простуду?! К тому же, я был бы не равным среди правителей: нет, я был бы слугой, из тех, что не способны и слово поперёк сказать своим господам. А потом кто-нибудь из господ умрёт, и его родня возомнит, что это была моя вина, и либо принудят меня к самоубийству, либо сами отсекут голову. Так что, достойная судьба, не правда ли?!

— Забавно, что видишь ты опасность близости к господам в качестве слуги, но не видишь беды в том, чтобы поддерживать их на поле боя, — нахмурился Шигэру, — И к кому ты направишься?! Думаешь, столь легко удастся тебе когда-нибудь взглянуть на правителей этой земли, как на равных?! Однако, высокого же ты о себе мнения.

Сибори нахмурился, и в упор посмотрел в глаза Шигэру:

— Не понимаешь ты ничего. Или считаешь, что я был бы недостоин править, если бы достало мне сил?! Пусть я мог бы и не сесть на императорский трон, но думаю, что сумел бы я кого-то из правителей к победе привести и править из-за спины его. По крайней мере, достаточно умён я для этого.

Неожиданно засмеялся Шигэру — и Сибори обиженно умолк. Отсмеявшись же, проговорил старший юноша:

— Послушай себя, если ты так умён! Твои слова — слова ребёнка, который ничего не смыслит в жизни! Надо же, поверить в то, что повстречал духа, который предрёк тебе великую судьбу! Всё-таки иногда я понимаю, что ты слишком молод. С тобою рядом я чувствую себя стариком.

Сибори опустил глаза, чувствуя острую неприязнь к словам чужим. Значит, даже Шигэру не готов поверить в то, что подобное возможно?! Что же, он покажет ему, на что способен — даже если придётся уйти прочь.

— Сибори, — неожиданно посерьёзнел снова голос Шигэру, — Ты можешь говорить что угодно, но я тебя никуда не отпущу. Клянусь жизнью, клянусь всем, что у меня есть: пока бьётся моё сердце, ты этот дом не покинешь. Просто пойми: я не желаю тебе зла, я лишь хочу, чтобы сохранил ты и то немногое, что имеешь. Может, и похож ты на лиса-оборотня, но ты всего лишь человек. А люди умирают слишком легко, Сибори. Особенно те, кого даже за внешность его могут прогнать или убить. Ведь знаешь ты, что бывает с теми, кто народу пугающим кажется: раньше спасал тебя отец, теперь защищаю я. Люди верят мне и знают: тот, кто дорог мне, не причинит вреда им. И то в деревне нашей могут тебе вслед плюнуть. А ты… ты ведёшь себя, точно самонадеянное дитя, не имеющее ума. Может, ещё и сажей или чернилами волосы вымажешь?! Если даже и выкрасишь ты волосы, то что сделаешь с глазами?!

— Я не собираюсь внешность свою скрывать, — холодно отозвался Сибори, начиная понимать, что и впрямь будет Шигэру до последнего стоять на своём, — За океаном не помешало мне это жить, не помешает и теперь. Кто же пожелает смерти мне, от того я и сам избавлюсь.