Ледяная пустыня - [30]

Когда Гуннар закончил свой рассказ, я очень расстроилась. Мне было жалко несчастную девушку, выданную замуж за постылого человека и всю жизнь терзавшуюся чувством долга перед своим поруганным родом, из-за чего она убила собственного сына, а потом сожгла себя. Выходило, что бедная Сигню вообще себе не принадлежала. Кроме того, я не понимала, для чего Гуннар мне это рассказал.

— Мне что, броситься в очищающее пламя? — невесело усмехнулась я.

— Ни в коем случае!

— К чему тогда ты мне это рассказывал?

— Сигню жила так, как жили все мои далекие предки, — немного подумав, стал объяснять Гуннар. — Им постоянно приходилось сражаться и бороться, и все они исполняли то, что было предначертано им судьбой.

— Ты что, веришь в судьбу? — недоверчиво спросила я.

— А разве ты в нее не веришь?

Я вспомнила, как однажды мою мать посетила этрусская прорицательница, прочитавшая мою судьбу по внутренностям ягненка. Прочитанное очень ее напугало, а Деметра ничего мне не сказала, кроме того, что при желании человек может изменить свою судьбу. Судя по всему, кишки ягненка предрекали что-то весьма неприятное. Неужели страшные предсказания начали сбываться?

— Мне кажется наша жизнь, как чистая тетрадь, в которой мы сами пишем собственную судьбу своими поступками и решениями, — заявила я, наконец.

— Вижу, ты упряма, — не без восхищения пробормотал Гуннар.

— Мать называет меня своенравной.

— И все-таки тебе не понравится то, что я должен тебе сказать.

Я не находила себе места. С самого начала той нашей встречи я поняла, что Гуннару что-то очень нужно мне сообщить, но он не знает, как это сделать. Он не решался взглянуть мне в глаза, а потом пустился в свое странное повествование. Гуннар явно тянул время.

— Метрикселла… беременна, — выговорил он наконец.

Мне приходило в голову все, что угодно, но только не это.

— И не хочет делать аборт, — добавил Гуннар.

Мне хотелось плакать, но слез не было. Я хотела ругаться, но язык не поворачивался у меня во рту. Поэтому мне оставалось только развести руками.

Оказывается, я вовсе не повелевала чужими судьбами. Люди и без меня прекрасно писали историю собственной жизни в свои чистые тетради так, как им это нравилось. У меня дрожали руки. Сдавленным голосом я спросила:

— И что ты теперь будешь делать?

— Иногда мы вынуждены отказываться от самого дорогого, — не глядя мне в глаза, ответил Гуннар, — и даже от своего счастья.

Судя по всему, таким образом он пытался дать мне понять, что его долг — не бросать беременную Метрикселлу. Но ведь всего час назад он говорил, что не любит ее!

— Выходит, твоя судьба подчиниться долгу? — спросила я и внезапно поняла, зачем Гуннар рассказал мне историю сломавшей свою жизнь из чувства долга девушки Сигню.

— Я не могу бросить Метрикселлу.

Я поднялась и ушла. У меня шумело в ушах. Счастье было так возможно, так близко, но исчезло, как дым. Вероятно, мне было не суждено испытать его.

Метрикселле, наверное, тоже.

Мне стало ее жаль. Я не хотела ее видеть и вернулась домой с твердой решимостью тут же переехать на другую квартиру, но у меня, как всегда ничего не получилось.

— В прошлые выходные Метрикселла не поехала в Андорру, — прошептала мне на ухо озабоченная Карла.

Я тут же вспомнила слова Карен и поделилась ими с Карлой, но та только посмеялась, показав мне документы Метрикселлы, в которых значился ее адрес в Ордино, письма ее отца и даже фотографии, сделанные самой Карлой, один раз ездившей с Метрикселлой к ней домой.

Я решила не ломать себе голову над этой головоломкой. В тот момент Метрикселла казалась мне очень беззащитной и ранимой. Я чувствовала, что должна отплатить ей добром за добро и помочь так, как в свое время помогла мне она. При этом я все время ждала, что Метрикселла произнесет наконец то, что я услышала от нее однажды вечером, когда ее стошнило после обеда: «Гуннар меня не любит».

Вот уже несколько дней Метрикселла не могла заставить себя хоть что-нибудь съесть. Она с отвращением отодвигала все лакомства, которые готовила нам Карла, и я с ужасом ждала неизбежного скандала.

В тот вечер Карла как раз несколько часов прокорпела над блюдом из овощей, жаренных в особой китайской сковородке «вок», которую получила в подарок от друзей. Естественно, Карла ждала, что мы отдадим должное ее кулинарным талантам. Однако, сев за стол, Метрикселла, как обычно, при виде еды лишь поморщилась.

— Хватит корчить рожи! — раскладывая овощи по тарелкам, воскликнула Карла. — Лучше попробуй!

— Разве ты не видишь, что ей плохо?! — вмешалась я.

— Я тоже могу притвориться, что меня тошнит.

— Метрикселла не притворяется. Она действительно плохо себя чувствует.

— Не надо меня защищать, Селена, — пробормотала Метрикселла и отодвинула тарелку.

— Нет уж, съешь! — прошипела Карла, двигая тарелку под нос Метрикселлы.

— Я не хочу, — побледнев, прошептала Метрикселла.

— Неужели ты думаешь, что я дам тебе умереть от голода только потому, что тебя бросил жених?!

— Дело не в этом, — всхлипнула Метрикселла, опять отодвигая тарелку.

— А в чем же еще? — настаивала Карла, двигая тарелку обратно. — Неужели у тебя нет ни капли чувства собственного достоинства?! У тебя же типичная анорексия