Однажды поздно вечером, устраиваясь на ночлег на берегу большого живописного озера с двумя островками, они услышали далекий женский смех и обрывки человеческой речи. Здесь жили люди. Затерянные в безбрежном лесном океане, не одичавшие варвары, как сначала казалось киммерийцу, а освободившиеся от гнета цивилизации и открытые, с мужественными и отважными сердцами.
Дорога вверх-вниз бежала по увалам, в обход озер, часто в заболоченных берегах. Вечерами, перекусив подстреленной Дуной дичиной, сразу заваливались спать, доверяя охрану стоянки Тересу.
Ворон один раз, когда парень заснул во время своего дежурства, поднял дикий гвалт — из-за деревьев высунулась любопытная медвежья морда.
Дуна потом ходил сам не свой, что-то мямлил и чуть не плакал. Конан попытался было неуклюже его успокоить — мол, ладно, все обошлось, но юноша успокаиваться не желал, и киммериец махнул рукой.
В общем, путешествие было даже приятным, несмотря на трудности дороги.
Как-то они остановились передохнуть на берегу очередного — Кром только знает какого по счету — озера с живописными скалистыми берегами. Черный камень почти не отражался в темной воде; озеро казалось огромной лужей дегтя и производило тягостное впечатление, о чем юноша и сообщил киммерийцу.
— Подумаешь! — Конан сплюнул в воду и посмотрел на небо, по которому ползли угрюмого вида грозовые тучи. — Меня больше волнует, что скоро будет дождь. И холодает к тому же.
— Мы зашли очень далеко на север, — ответил Дуна. — Не удивительно, что здесь так холодно. Тут мало кто бывал из моих земляков.
— Но люди-то здесь живут?
Дуна неопределенно пожал плечами.
— Мне кажется, что люди живут везде. Но кто живет здесь, не знаю. Легенды говорят, что в этих местах жил народ Руг, от него ничего не осталось. Правда, тапийцы считают себя потомками этого легендарного племени, только Игг знает в каком колене.
Дуна долго смотрел на черное зеркало воды, потом поднял голову и встретился взглядом с киммерийцем.
— Скажи, Конан… — он замялся, затем выпалил единым духом. — Скажи, только честно — я не являюсь для тебя обузой?
Не ожидавший такого вопроса, Конан ответил не сразу, но вполне искренне:
— Не дури, парень. — И про себя подумал: да что же это с ним происходит, в конце концов?..
Дуна, если честно, был уже не тот, что в начале пути. Могучий киммериец, словно лось, шел вперед, не обращая внимания ни на погоду, ни на тернистую дорогу, а юношеский пыл Дуны почти иссяк. Он начал сдавать после сражения с великаном, но ни разу не позволил себе даже намека на хныканье. Конан не раз подмечал обильный пот на осунувшемся лице товарища и прерывистое дыхание даже на не слишком трудных подъемах. Невольно он замедлял шаг, позволяя юноше не отставать от него.
— У меня после того карьера будто что-то внутри оборвалось, — взвешивая каждое слово, сказал Дуна. — Ничего мне не хочется. Ноги с трудом заставляю себя переставлять. Прежде чем птицу подстрелить, сто раз подумаю.
— Однако не промахиваешься, — возразил ему Конан. — Надо бы денек отдохнуть, отоспаться. Потерпи до вечера, — решительно заявил он.
— Нам спешить надо, — тихо ответил юноша, не глядя на варвара. — Я чувствую. Здесь даже воздух уже не тот.
— Как это, не тот?
— Что-то изменилось… Словно тень наползает с севера, какое-то зло.
Конан молчал и пристально глядел на своего спутника. Обычно остро чувствующий опасность, варвар на этот раз не ощущал ничего. Все как обычно — небо, лес, озеро… Даже ветра не слышно.
И вдруг тишина раскололась, разбилась вдребезги от громового звериного раската. Рев ударился о скалу и рассыпался глумливым эхом на сотню прыгающих от камня к камню звуков.
И вновь все стихло. Конан уже сжимал меч в руке и напряженно всматривался в зеленую стену молодого березняка у подножия невысокого гранитного утеса, острым углом вдававшегося в озеро. Киммерийцу показалось, что рев исходил именно оттуда.
— Сейчас посмотрим, кто это там горло дерет, — процедил Конан и легким охотничьим шагом направился к утесу.
Миг тишины — и пронзительный крик Дуны хлестнул Конана, как бичом.
— Медведь!
Киммериец резко развернулся. От увиденного у него перехватило дыхание.
Эхо сыграло с ним злую шутку. Утес отразил рычание огромного бурого гиганта, и Конан, до сих пор не имеющий причин не доверять своему слуху, обманулся. Будучи в полной уверенности, что враг засел в березняке, он и подумать не мог, что хозяин леса идет к ним с другой стороны — совсем не прячась и предупреждая их грозным ревом о своих намерениях. Какой-то неправильный медведь, необычный.
Мысль об этом только мелькнула у него в голове и тут же исчезла. Бурая громада уже нависала над съежившимся Дуной, пальцы которого нервно нащупывали рукоять меча.
Времени почти не оставалось. Конан рванулся на помощь, и тут ему опять не повезло — нога запнулась о корень, и киммериец упал. Меч вылетел из руки. Вскочив на ноги, Конан не стал его поднимать, понял, что не успеет. Мышцы варвара сжались в тугой комок, и киммериец мощным прыжком бросил свое тело вперед.
Он успел. Дуна отлетел от его толчка и с громким плеском исчез в водах озера, а в смертельные объятия медведя вместо щуплого юноши угодил гигант-варвар, с перевитыми, огромными и твердыми, как гранит, мускулами.
