Ледниковый человек - [26]

— Как не стыдно, господа, перед девушками хвастаться своей силой и храбростью, — говорил он. — Если вы хотите доказать их, сберегите их до более удобного случая…

— Виноват не Дуга, — защищали моего спутника чеченцы.

— Кто бы ни виноват, но плохо ссориться… Ради Аллаха, избавьте меня от этой неприятности, — сказал хозяин, обращаясь ко всем…

Дуга ушел.

— Тебе, добрый молодец, — сказал он обидчику, — в другой раз советую быть осторожнее на словах.

— Я в твоем совете не нуждаюсь и за свои слова отвечу сам, — последовал гордый ответ.

Так кончилось мое знакомство с чеченской молодежью. Позднее мне писали, что Дуга ночью был ранен кинжалом, а его обидчик, боясь мести, скрылся куда-то.

IV Воровство

Однажды чеченец Тома был уличен в любовных отношениях к своей сестре. Дуга с другими чеченцами видел его в лесу… Встретив Тому в присутствии стариков, он спросил: «Не видал ли Тома зайца, когда был в лесу с сестрой?» Тома оскорбился и полез драться. Тогда ему вполне резонно сказали:

— Поклянись, если это не правда, и ты избавишься от позора, лезть в драку — это не храбрость, а трусость. Трус всегда первым лезет в драку, а храбрец дерется только в случае необходимости.

Много истин было брошено старшиной в лицо Томы, от которых последнему едва ли было приятно. Наконец, по настоянию Томы и его родственников, было решено, что Тома поклянется в том, что не оскорблял своей сестры. Клятва была совершена всенародно, в мечети, и в эту минуту Дуга дал другую клятву, которой подтверждал, что в числе других молодых людей поймал Тома на месте преступления.

Тома был опозорен, как совершивший позорное оскорбление сестры и как клятвопреступник. Дальнейшая жизнь Тома прошла в воровстве без разбора у русских и у чеченцев. Не раз ложные клятвы вырывали его из когтей правосудия. Тома воровал куриц, яйца, индюшек, лошадей, быков, — все, что попадается под руку.

У чеченцев есть пословица: «Волк делается из волчонка». Эту пословицу можно было приложить к Томе. Успехи его воровства придавали ему большую и большую смелость и наглость. Расскажем один случай, характеризующий Тома и показывавший, как к нему относилось общество. Однажды, при нас уже, Тома попался в краже лошади. Старшина аула призвал его на сходку и обратился к нему и к обществу со словами:

— Смотрите, господа, на него. Этот (тут старшина назвал Тома именем, которое не может быть переведено по нецензурности своей)… — Я знал, что этот тащит для своей несчастной семьи зипунишко, кусок холста, коробку спичек, яйца, куриц и т. д. и оставлял в покое, думая — Аллах с ним! пусть поддерживает бедную семью; но представьте себе, теперь опять этот… добрался до лошадей и быков.

Нечего говорить, какое негодование в обществе вызвали слова старшины. Как я уже сказал, единственный конек, на котором Тома спасался от рук правосудия — это была клятва. Благодаря ей он выходил по суду оправданным. Нарушение клятвы у чеченцев дело, выходящее из ряда обыкновенного. Исключая религиозную ненависть к нарушившим клятву, общество не терпит их за слабость характера. Раз Тома украл гуся. Подозрение пало на него. Когда аульные судьи потребовали, чтобы он присягой очистил себя, он это сделал и сказал товарищам: «Вчера на гусе выехал (т. е. съел его), сегодня — на присяге». Присяга была принята и Тома оправдан.

V Из недавнего прошлого

Наш приятель-казак, давно уже дружившийся с чеченцами, рассказывал нам следующее происшествие, записанное нами буквально.

«Минтилиг, Минтилиг», — только и слышно вокруг про него. То он угнал среди бела дня табун лошадей, то отбил обоз у большого отряда, то бурей ворвался в крепость, перерезав часовых…

Хочу познакомиться с удалым джигитом… Во что бы то ни стало!!

Седлаю коня и, вооружившись с головы до ног, мчусь стрелой в аул.

Тогда Чечня была похожа на разъяренный улей. Казалось бы, трудно добраться до Минтилига, но я знал, что каждый чужестранец на земле чеченцев находится под покровительством свято соблюдаемого адата — гостеприимства.

И слова «я — гость такого-то» служили надежной охраной. Если же знакомых не было, то надо было зарыть что-нибудь из костюма на земле кого-либо; тогда вы считались гостем того лица.

Чем славнее было имя человека, тем большей безопасностью пользовался гость. Минтилиг принял меня радушно, усадил в «бяртге» на самое почетное место и, стоя, услуживал мне, стараясь по выражению лица предугадать мои малейшие желания… Трое суток я жил у него, и он ни одним словом не спросил, зачем я приехал, верный адату своей родины, хотя у него и были неотложные дела.

Когда я ему сказал это, он ответил:

— Гость… если бы ты жил у меня год, я не спросил бы тебя. Если ты молчишь сам об этом, значит, у тебя на то есть свои причины. У меня хватит терпения. Но я считаю долгом сказать: если ты нуждаешься в моей услуге, не стесняйся, помни, что моя ничтожная жизнь в полном твоем распоряжении.

Тогда я сказал, что хотел с ним познакомиться и узнать, что он за человек.

— Узнать людей можно лишь на деле, — сказал я. — Если ты готов на все для меня, своего гостя, и нет опасности, перед которой дрогнуло бы твое сердце, то помоги мне, приезжай, когда я скажу тебе через посланного, с товарищами за Терек, туда, где брат с сестрой лежат обнявшись