Леди в озере. Худой человек. Выстрел из темноты - [103]

Гилд тронул меня за локоть, мы вошли. Через открытую дверь слева была видна незаправленная постель. Комната, в которую мы вступили, оказалась гостиной, грязной, запущенной, с разбросанными повсюду газетами, одеждой и грязными тарелками на столе. Справа, в нише, — раковина и кухонная плита. Между ними стояла женщина с шипящей сковородкой в руке. Полная, ширококостная, рыжеволосая женщина лет двадцати восьми, красивая какой-то животной, грубой красотой. На ней было измятое розовое кимоно и поношенные розовые шлепанцы с бантами. Женщина молча таращилась на нас.

Гилд не стал представлять меня Нанхейму и не обратил внимания на женщину.

— Садитесь, — сказал он и сбросил с дивана какую-то одежду, чтобы освободить себе место.

Я убрал с кресла-качалки обрывок газеты и сел. Гилд шляпы не снял, я последовал его примеру.

Нанхейм подошел к столу, на котором стояли пара стаканов и пинтовая бутылка, в которой оставалось примерно на два дюйма виски, и предложил:

— Тяпнем?

Гилд скорчил гримасу.

— Не эту ж блевотину. Откуда у тебя взялась мысль сказать мне, что Вулф ты знал только в лицо?

— Так и есть, лейтенант, святая правда. — Пару раз Нанхейм косился в мою сторону, но тут же отводил глаза. — Может быть, я говорил ей «привет», или «здравствуйте», или что-нибудь вроде этого, но ничего больше. Святая правда.

Женщина в нище хохотнула, но как-то невесело.

Нанхейм сделал разворот, чтобы оказаться к ней лицом.

— Ты, — заорал он пронзительным от ярости голосом, если еще раз вякнешь, я тебе зубы вышибу.

Женщина взмахнула рукой, и сковородка полетела в сторону Нанхейма и с грохотом врезалась в стену. Топленое сало и яичные желтки добавили свежих пятен на стену, пол и мебель.

Нанхейм рванулся к женщине. Мне не надо было даже подниматься, чтобы подставить ему подножку. Он рухнул на пол. Женщина схватила разделочный нож.

— Прекратите, — прорычал Гилд. Он тоже не стал подниматься. — Мы пришли поговорить с тобой, а не глазеть на ваш балаган. Встань и веди себя прилично.

Нанхейм медленно поднялся на ноги.

— Она, когда выпьет, начинает меня с ума сводить, — пожаловался он. — Весь день сегодня меня мучает. — Он подвигал правой кистью. — Кажется, запястье вывихнул.

Женщина прошла мимо, не удостоив ни одного из нас взглядом, и удалилась в спальню.

Гилд сказал:

— Может быть, если бы ты перестал таскаться за другими бабами, то и с этой хлопот было бы меньше.

— Вы о чем, лейтенант? — Нанхейм выглядел удивленным, невинным и страдающим от боли.

— О Джулии Вулф.

Теперь маленький бледный человечек вознегодовал:

— Это ложь, лейтенант. Любой, кто скажет, что я когда-нибудь…

Гилд перебил его, обратившись ко мне:

— Если вы захотите ему врезать, я не стану вас отговаривать.

Нанхейм повернулся ко мне, раскинув в сторону руки.

— Я не хотел сказать, что вы обманываете. Я хочу сказать, что тут, наверное, произошла какая-то ошибка, если…

Гилд снова перебил его:

— Ты бы не взял ее, если бы смог?

Нанхейм облизал нижнюю губу и боязливо покосился на дверь спальни.

— Ладно, — медленно проговорил он осторожным тихим голосом, — конечно, это был классный экземпляр. Думаю, от такого я бы не отказался.

— И ты никогда не пытался завести с ней роман?

Нанхейм поколебался, потом пожал плечами и сказал:

— Вы ведь знаете, как это бывает. Если женщина нравится, всегда стараешься добиться как можно большего.

Гилд посмотрел на него недовольно.

— Надо было мне это сразу сказать. Где ты был в тот день, когда ее ухлопали?

Человечек подпрыгнул, словно в него вонзили булавку.

— Господи боже мой, лейтенант, ведь вы же не Думаете, что у меня были причины сделать такое? С чего бы мне желать ей зла?

— Где ты был?

Отвислые губы Нанхейма нервно подергивались.

— Какого числа ее… — он оборвал фразу, потому что дверь спальни отворилась.

Крупная женщина вышла с чемоданом в руке. Она была в верхней одежде.

— Мириэм, — пробормотал Нанхейм.

Женщина лениво посмотрела на него и сказала:

— Я не люблю жуликов, а если бы даже и любила, то не стала бы жить с жуликами, которых используют как стукачей, а если бы даже стукачей любила, я не стала бы жить с тобой. — Она повернулась к двери.

— Гилд поймал руку Нанхейма, чтобы удержать его на месте, и повторил:

— Где ты был?

— Мириэм, — звал Нанхейм. — Не уходи. Я исправлюсь, я все, что хочешь, сделаю. Не уходи, Мириэм.

Женщина вышла и захлопнула дверь.

— Позвольте мне выйти, — умолял Нанхейм. Гилда, — позвольте мне вернуть ее. Я не могу без нее. Я только приведу ее и расскажу вам все, что захотите. Позвольте мне выйти. Я должен вернуть ее.

— Ерунда, — сказал Гилд. — Сядь. — Он толкнул человечка в кресло. — Мы не за тем пришли сюда, чтобы любоваться на тебя и на ваши свистопляски. Где ты был в тот день, когда убили девицу?

Нанхейм закрыл лицо руками и зарыдал.

— Ну давай, потяни время, — прорычал Гилд, — и я из тебя всю дурь вышибу.

Я плеснул в бокал виски и подал Нанхейму.

— Спасибо, сэр, спасибо. — Он выпил, закашлялся и вытащил грязный носовой платок, чтобы утереться. — Лейтенант, я не могу так сразу вспомнить, — захныкал он. — Может, я был наверху у Чарли, в биллиард гонял, а может, был здесь. Мириэм должна вспомнить, если вы дадите мне за ней сходить.