Леди–призрак. Я вышла замуж за покойника - [13]

— Да. Она посмотрела на часы вместе со мной. Она должна это помнить. Да, она может подтвердить.

— Хорошо, значит, с этим все. Предположим, что ее показания удовлетворят нас, она даст их добровольно и все это не подстроено заранее. Где она живет?

— Я не знаю. Мы расстались с ней там же, где и встретились, — в баре.

— Ладно, как ее фамилия?

— Я не знаю. Я не спрашивал, а она не говорила.

— Вы не знаете ни ее имени, ни даже прозвища? Вы провели с ней шесть часов, как же вы к ней обращались?

— На «вы», — мрачно сказал он.

Берджесс снова вытащил свой блокнот.

— Ладно, опишите ее. Мы сами постараемся ее найти.

Последовала долгая пауза.

— Ну? — не выдержал наконец детектив.

Лицо Хендерсона бледнело на глазах. Он с трудом сглотнул.

— Боже мой, я не могу! — выдавил он наконец. — Я ничего не помню, она совершенно стерлась у меня из памяти. — Он беспомощно водил руками перед глазами. — Может быть, я бы и вспомнил, когда только пришел домой прошлым вечером, но сейчас — ничего не помню. Слишком много случилось с тех пор. Мертвая Марселла и ваши парни, которые всю ночь терзали меня своими вопросами. Ее лицо расплывается, как засвеченная фотография. Даже когда она была рядом, я не очень–то разглядывал ее, я слишком был занят своими заботами. — Он переводил взгляд с одного на другого, словно ожидая помощи. — Ничего не могу вспомнить.

Берджесс попытался помочь ему:

— Не торопитесь. Подумайте хорошенько. Итак. Глаза?

Хендерсон растерянно развел руками.

— Нет? Хорошо, а волосы? Помните, какого цвета у нее волосы?

Он потер уголки глаз.

— И это ускользает. Как только я хочу сказать, что они такого–то цвета, мне тут же кажется, что другого, а когда я хочу назвать другой цвет, мне опять кажется, что я ошибаюсь. Не знаю, наверное, они были какого–то неопределенного цвета. Ни черные, ни русые. И почти все время на ней была шляпа. — Он посмотрел на них с проблеском надежды в глазах. — Вот шляпу я помню лучше всего. Оранжевая шляпа, это может чем–нибудь помочь? Да, именно оранжевая.

— Хорошо. Но вдруг она уже сняла шляпу? Что, если она теперь полгода в ней никуда не пойдет? Что мы будем делать? Вы можете вспомнить что–нибудь о ней самой?

Хендерсон мучительно тер виски.

— Она была толстая? Худая? Высокая? Маленькая? — сыпал вопросами Берджесс.

Хендерсон повел рукой туда–сюда, словно отмахиваясь от вопросов:

— Не помню, понимаете, не помню!

— Мне кажется, вы водите нас за нос, — мрачно сказал один из детективов. — Это было лишь прошлым вечером. Не на прошлой неделе, не год назад.

— У меня вообще плохая память на лица. Даже когда я… когда со мной все в порядке и меня ничто не беспокоит. Да, кажется, у нее было лицо…

— Вы серьезно? — язвительно спросил полицейский.

Чем дальше, тем хуже. Он сделал ошибку — стал думать вслух, не осознавая собственных слов.

— Она была сложена как обычная женщина, вот и все, что я могу сказать…

Это было последней каплей. Лицо Берджесса постепенно вытягивалось, но он не проявлял других признаков раздражения. Видимо, он обладал медлительным темпераментом. Но вместо того чтобы аккуратно сунуть обратно выпавший из кармана карандаш, он вдруг в какой–то ярости швырнул его в стену, словно пытаясь попасть в цель. Затем он встал, подошел и поднял его. Его лицо покраснело. Он набросил на плечи поношенное пальто и поправил узел галстука.

— Пошли, ребята, — сказал он угрюмо, — пошли отсюда, уже поздно.

На секунду остановившись в дверях, ведущих в прихожую, он сурово посмотрел на Хендерсона.

— За кого вы нас, вообще, принимаете? — прорычал он. — За дурачков? Вы провели вечер с женщиной, целых шесть часов, не далее как вчера, и теперь не можете сказать, как она выглядит! Вы сидите с ней плечом к плечу в баре, вы сидите напротив нее за столом на протяжении всего обеда, от салата до кофе, вы битых три часа сидите рядом с ней в театре, вы едете вместе в такси в театр и обратно — и ее лицо остается для вас смутным пятном под оранжевой шляпой. И вы думаете, что мы это проглотим? Вы пытаетесь заставить нас поверить в какую–то мифическую женщину, в фантом, у которого нет ни имени, ни лица, ни роста, ни веса, ни глаз, ни волос — вообще ничего, и мы должны поверить вам на слово, что вы были в обществе этого существа в тот момент, когда в вашей квартире убивали вашу жену! Вы даже не в состоянии выдумать что–нибудь правдоподобное. Десятилетний ребенок раскусил бы вас. Одно из двух: либо вы не были вместе с этой особой и только что выдумали ее. Либо, что более вероятно, вы не были с этой женщиной, но действительно видели ее где–нибудь в толпе и пытаетесь подсунуть ее нам в качестве своей спутницы в этот вечер. И поэтому намеренно запутываете нас, чтобы мы не могли найти ее и обнаружить истину.

— Давайте пошевеливайтесь, — приказал Хендерсону один из детективов визгливо, будто пила, наскочившая на сучок. — Бердж редко загорается, — добавил он, слегка усмехаясь, — но уж если вспыхнет, то горит долго и ярко.

— Я арестован? — спросил Берджесса Скотт Хендерсон, когда полицейский заставил его встать и подтолкнул к двери.

Берджесс не ответил ему прямо. Ответом послужило указание, которое он, не оборачиваясь, дал при выходе третьему детективу: