Леди из Фроингема - [18]

– Тебе нужно выпить чашку чая и прекратить терзаться понапрасну, – строгим тоном гувернантки произнесла Присцилла и легонько встряхнула мужа. – Крепкого, сладкого чаю. Ты утомился, ты голоден, тебе сейчас всё представляется в чёрных красках. Дай себе отдых, дорогой, тебе это необходимо.

Морщины на лбу Седрика чуть разгладились, и он медленно выдохнул, прикрыв глаза, как утомлённый тяжким бременем человек.

– Ты права. Права, как и всегда. Я совсем не щажу себя. Питтсу и не снилось напряжение, которого требует от меня наша задача. Он всего лишь простой исполнитель, ему ничего не известно о том, скольких сил требует настоящая политическая борьба.

– Конечно, дорогой. Да что он вообще понимает, этот Питтс, – прошептала Присцилла и принялась разминать мужу плечи, поглаживать их, бормотать что-то ободряющее и утешительное.

***

К ужину леди Элспет спустилась в тёмно-лиловом бархатном платье, щедро украшенном ирландским кружевом и золотым шитьём. Безвкусность полученного от лондонской портнихи туалета ничуть не поколебала её решимости его надеть. Злопыхатели утверждали, что вкус леди Элспет Понглтон мало чем отличается от пристрастий старшей горничной из хорошего дома, но те, кто был благожелательно настроен по отношению к хозяйке Мэдлингтона, находили её манеру одеваться очаровательной и весьма оригинальной, хоть и несколько вычурной.

 Леди Элспет предвкушала вечер, изобилующий забавными ситуациями, которые всегда случались, когда в Мэдлингтоне одновременно оказывались оба её сына с жёнами. Противостояние между братьями и взаимная неприязнь, которую никто из них не давал себе труда скрывать, являлись, как правило, причинами уморительных распрей, старательно замаскированных под светскую беседу. Порой леди Элспет даже заключала с горничной Анной пари, делая ставки и за неё, и за себя, на то, кто из сыновей одержит верх и какая из невесток первой вмешается в конфликт и разразится тирадой в защиту мужа. Причём если Присцилле пожилая леди симпатизировала, то надменную Викторию терпела с большим трудом, гадая, что сподобило Джорджа вступить с нею в брак.

 Выбор младшего сына её тоже удивил. Бернадетта оказалась вовсе не такой, какой она себе представляла жену Монти. Монти – безрассудного до глупости, безудержно стремившегося к плотским удовольствиям и развлечениям сомнительного характера. Погибнуть в расцвете лет и даже после смерти оказаться замешанным в грязных делишках – это было так похоже на него, что не вызывало особенного удивления ни у кого из тех, кто хорошо его знал. Удивительным казалось другое: как такая милая (и, скорее всего, набожная, как большинство француженок, что бы о них ни говорили злые языки) женщина сумела прожить с Монти те несколько лет, необходимых для того, чтобы произвести на свет двоих очаровательных малышей. Мальчики вызвали у леди Элспет, отнюдь не отличающейся чадолюбием, искреннюю симпатию, и она мельком подумала, что неплохо бы поучаствовать в их судьбе.

 С этими мыслями она вошла в гостиную и сразу попала в эпицентр назревающего скандала. Насупленный Джордж, стоя у кресла, в котором сидела Виктория, с нескрываемым презрением смотрел на Седрика, который, по обыкновению, напустил на себя равнодушный вид. Это так походило на их детские стычки, когда братья то и дело вздорили по любому поводу, что леди Элспет чуть не рассмеялась, настолько нелепо это выглядело сейчас, когда оба превратились во взрослых мужчин.

 Присцилла, делая вид, что не происходит ничего особенного, изо всех сил пыталась придать беседе непринуждённый характер, вовлекая в разговор и Оливию Адамсон, державшуюся особняком, и притихшую Бернадетту, которая явно чувствовала себя не в своей тарелке и сидела в углу, у камина, сжав маленькие ладони в замок и уложив их на колени, обтянутые вдовьим платьем из дешёвого чёрного крепа. С прямой спиной, испуганно округлив тёмные глаза, она молча следила за происходящим, и весь её вид говорил о том, что она чувствует себя лишней в роскошной гостиной старого замка, среди всех этих чужих сердитых людей, занятых своими давними распрями и не обращающими на неё внимания.

 Леди Элспет, хорошо помня, каково это – быть в семье чужачкой и не иметь рядом никого, кто отнёсся бы к тебе с теплотой и заботой, – порывисто подошла к вдове младшего сына и радушно ей улыбнулась.

– Полагаю, решение покинуть Францию и отправиться на родину мужа далось вам нелегко, – заметила она негромко, усаживаясь напротив Бернадетты, поближе к огню. В гостиной было промозгло, несмотря на летнюю пору, и Хигнетт распорядился затопить камин, чему леди Элспет, которая терпеть не могла сырость, пропитавшую стены старого замка насквозь, была несказанно рада. – Это очень смелый поступок с вашей стороны, дорогая Берни. Вы ведь не возражаете, если я буду называть вас Берни? Тут, в Мэдлингтоне, мы предпочитаем обходиться друг с другом по-родственному, без особых церемоний.

 Молодая женщина кивнула, робкая благодарная улыбка озарила маленькое смуглое лицо с по-детски округлым подбородком. Она подалась вперёд, намереваясь что-то сказать, но тут послышался раздражённый возглас Джорджа: