Леди Элизабет - [19]

— И они говорили правду?

Элизабет уже научили — главным образом леди Брайан и леди Мэри, — насколько важно говорить правду. Кэт знала, что ей надлежало быть осторожнее. Последующие ее слова должны были сыграть ключевую роль для будущего благополучия и душевного спокойствия Элизабет, но сказать их следовало так, чтобы они не повредили девочке, если та их где-нибудь повторит.

— Присяжные решили, что да, — молвила она, — и власти королевства сочли королеву Анну виновной. Но многие считали все это лишь поводом от нее избавиться.

По крайней мере, никто не мог этого оспорить. Элизабет, однако, не удовлетворилась ответом Кэт.

— Значит, вы не думаете, что мама делала что-то плохое? — настаивала она.

— Нет, да поможет мне Бог, — прошептала Кэт. — Но если я так скажу, у меня будут большие неприятности, а потому никогда не повторяйте моих слов. Миледи, я убеждена, что ваша мать невиновна. Никогда об этом не забывайте.

— Никогда не забуду, — торжественно заявила Элизабет. — Но ведь это неправильно, что ее предали смерти, если она была невиновна?

— Иногда, дитя мое, невинным приходится умереть. И королям, которым принадлежит власть над жизнью и смертью, приходится делать тяжкий выбор. Уверена, его светлость, ваш отец, считал тогда, что поступает правильно. Вы не должны его винить.

— Вот если бы сказать ему, что он ошибся! — пылко воскликнула Элизабет, но, увидев страх на лице Кэт, поспешила заверить ее: — Обещаю, ничего не скажу, честно.

— Благослови вас Господь, дитя мое, — прошептала Кэт. — Идемте поиграем в мяч. Нужно же иногда отдохнуть от молитв!

— Ваше величество, — заявил императорский посол Шапюи, учтивый чернобровый господин с заостренной бородкой, — леди Элизабет прекрасна, и в том заслуга вашего величества.

— Угу, — буркнул король, которого отвлекала боль в ноге.

Гнойник становился все хуже, и король знал, что скоро его придется вскрыть. Генриха бесила мысль, что он, блиставший среди мужчин и выходивший победителем во всех поединках, теперь был вынужден сидеть взаперти, сражаясь с наступавшей немощью. К тому же он быстро полнел, становясь все неповоротливее; с тех пор как та ведьма изменила ему, поставив под сомнение его мужскую силу, он ни в чем не отказывал себе за столом — и так же поступал бы в спальне, будь у него такая возможность. Вдобавок он переживал из-за того, что его ухаживания отвергла юная герцогиня Миланская, чей соблазнительный портрет побудил его сбросить траурные одежды и попросить ее руки.

— Скажите его величеству, — заявила дерзкая девка, — что, будь у меня две головы, одну я предоставила бы в его полное распоряжение.

Как она посмела! Разве он не стал бы для нее лучшей парой во всей Европе? Впрочем, не важно. Найдутся и другие принцессы. Возможно, стоило подумать о той из герцогства Киевского — как там ее?..

— Никогда не видел столь развитого ребенка, — говорил Шапюи.

Генрих взглянул через зал для приемов туда, где изящно кружилась и приседала его дочь, и понял, что посол прав. Элизабет действительно росла очень красивой и живой девочкой — дочь, достойная отца, да и матери тоже, нехотя признал он. Ей были свойственны тщеславие и кокетство Анны, и даже в столь юном возрасте она могла очаровать любого. И эти черные глаза… Он никогда не смог бы забыть эти манящие черные глаза, ставшие его проклятием…

Когда-нибудь, решил он, он найдет для Элизабет мужа. Несмотря на ее незаконнорожденность, наверняка найдется немало женихов, готовых заключить союз с ее отцом. А пока что она может повисеть приманкой-морковкой — очень красивой морковкой, которая со временем сумеет доставить хлопот любому мужчине.

Вопрос этот, впрочем, отложили в долгий ящик — Генрих был слишком занят переговорами насчет собственного брака и поисками очередного гнезда изменников. По завершении пасхальных празднеств Элизабет снова вернулась в Хансдон вместе с Мэри, где сестра вновь понуждала ее к благочестию и бесконечным молитвам. Девочке казалось, будто она только и делает, что стоит на коленях или сидит за шитьем. Как же она ненавидела это нудное занятие!

Кэт обуздывала мятежный дух Элизабет, но и баловала ее, тайком принося в классную комнату сласти, читая ей захватывающие истории и хохоча вместе с ней над глупыми шутками и напыщенными чиновниками, но в то же время деликатно приучая девочку к порядку.

Уроки Кэт приводили Элизабет в восторг. Вскоре девочка обнаружила, что ей нравится учиться, и оказалась способной ученицей. Каждый день, встав спозаранку, она быстро молилась и завтракала, после чего спешила в классную комнату, чтобы узнать что-то новое об открывавшемся перед ней заманчивом мире.

Кэт учила ее цифрам при помощи счетов и предлагала простенькие задачи:

— Если у меня было пять вишен и две я съела, сколько осталось?

Элизабет считала на пальцах.

— Три! — быстро отвечала она.

— Верно, — улыбалась Кэт, впечатленная способностями девочки.

Кэт учила ее выводить буквы, заставляя писать в тетради строчку за строчкой. Вскоре Элизабет уже умела написать свое имя и очень скоро научилась составлять простые фразы.

Кэт рассказывала о ее монарших предках; Элизабет особенно нравилось слушать про Вильгельма Завоевателя, выигравшего битву при Гастингсе, и королеву Филиппу, успешно выступившую в защиту граждан Кале, но лучше всего была история о том, как дед Элизабет, Генрих Седьмой, победил злого Ричарда Горбуна в битве при Босворте, став таким образом первым королем в династии Тюдоров. Элизабет вздрогнула от ужаса, услышав, как Ричард убил в Тауэре своих племянников-принцев, и решила, что он вполне заслужил свою судьбу. Как же она восхищалась своим победоносным дедом!