Леди Альмина и аббатство Даунтон - [75]

Шрифт
Интервал

Семья просила не беспокоить их во время церемонии, но на это не приходилось рассчитывать из-за газетной шумихи, длившейся с момента открытия гробницы Тутанхамона.

Автомобиль направился к вершине холма мимо молочной фермы, теплиц и коттеджей арендаторов. Когда он проезжал перед замком, к нему присоединились три длинных черных автомобиля с Эвелин, Кэтрин, тремя любимыми сестрами лорда Карнарвона, – Уинифрид, Маргарет и Верой, – и его братом Мервином. Был там и лорд Бургклир, Обри же находился на вилле в Портофино, слишком больной для такого путешествия, измученный дополнительными проблемами из-за ухудшавшегося зрения. Присутствовали также доктор Джонни и майор Резерфорд, управляющий. Альмина уехала в автомобиле одна четвертью часа ранее. Процессия вилась вниз по Липовой аллее, великолепному променаду, окаймленному деревьями со светло-зеленой листвой, с парком, простирающимся по обеим сторонам, проследовала под аркой у Винчестерского домика привратника и остановилась около площадки для игры в гольф, заложенной лордом Карнарвоном двадцать лет назад на нижних склонах холма Бикон.

Молодой лорд Карнарвон вышел из санитарного автомобиля, майор Резерфорд и доктор Джонни – из машин. К ним присоединилась группа верных слуг, которые уже ждали у подножия холма, включая мистера Стритфилда, мистера Фернсайда, мистера Блейка, мистера Стоури и мистера Мейбера. В сопровождении священников Хайклира и Бургклира мужчины начали подниматься к могиле, вырытой и освященной накануне. Крутой подъем пролегал между старыми кустами можжевельника и боярышника.

Санитарная машина и легковые автомобили продолжили путь к краю площадки для игры в гольф, где по пологому склону могли подняться по выступу холма. Автомобили выстроились в ряд на продуваемой ветрами вышине в девятистах футах над уровнем моря, на фоне неба – мрачная картина над роскошными лесистыми пейзажами внизу. Их ряд замыкала санитарная машина, которую втащили сюда трактором.

Альмина, вся в черном, стоя у могилы, приветствовала скорбящих. Они останавливались, чтобы окинуть взглядом великолепную панораму. Обожаемый последним лордом Хайклир лежал перед ними как на ладони, от конного завода до ферм, озер, подъездных дорог и лесов. В сердце всего этого гнездился викторианский замок и парк вокруг него, усеянный всяческими постройками, созданными еще его предками. Это выглядело таким контрастом с пылью и пустынями Египта. Пятый эрл выбрал величественное, изолированное место погребения, впечатляющее совершенно иным образом, чем бесплодные барханы и островерхие скалы египетской родины фараона Тутанхамона.

Восемь человек из поместья извлекли гроб из санитарной машины и поставили на деревянные носилки над могилой. Гроб был изготовлен из старого дуба, выросшего в парке, и покрыт пурпурной, отороченной горностаем мантией покойного эрла, надевавшейся по случаю коронационных торжеств; поверх водрузили его небольшую корону. В одиннадцать часов утра преподобный мистер Джефсон и преподобный мистер Бест провели простую заупокойную службу, о которой и просил лорд Карнарвон. Как только она завершилась, мантия и корона были переданы Джорджу Фернсайду, верному камердинеру покойного эрла. На пластине на гробе была выгравирована надпись: «Джордж Эдвард Стэнхоуп Молине Герберт, эрл Карнарвон, родился 26 июня 1866 года, скончался 5 апреля 1923 года».

Скорбящие медленно отошли в сторону, прижимая носовые платки к глазам, оставив коленопреклоненную Альмину у могилы ее супруга. Над головами гудел биплан, нанятый газетой «Дейли экспресс»; с него фоторепортеры делали моментальные снимки вдовы, опубликованные на следующий день. Тогда, как и теперь, пресса не могла удержаться от сенсаций.

Вокруг смерти эрла продолжали роиться слухи. Говорили, будто копать землю на вершине холма Бикон было так тяжело, что гроб пришлось установить вертикально, а любимого терьера похоронили рядом с ним. В течение последующих лет слухи и завораживающее умы поверье о «проклятии фараона» только усиливались, порождая самые дикие теории. Делались далеко идущие выводы из некоторых совпадений, связывавших эрла с Тутанхамоном: лорда Карнарвона беспокоили боли в колене, а результаты компьютерной томографии позволяют предположить, что у Тутанхамона был перелом колена. Возможно, причиной кончины обоих стал укус комара: лорд Карнарвон порезал место укуса на лице, оно инфицировалось, в конечном итоге явившись причиной смерти, когда последующее заражение крови доконало больного. Эксперты позже обнаружили, что Тутанхамон, возможно, заразился малярией, переносимой комарами. Даже форма головы лорда Карнарвона представляла интерес для теоретиков. Эрл часто шутил, что никогда не терял своих шляп из-за случайной путаницы с другими, поскольку они годились только для его слегка куполообразной головы. Позже эксперты затратили немало времени, оценивая форму головы Тутанхамона, поскольку, похоже, она была куполообразной от рождения. От мысли, что фараона ударили по голове, теперь отказались – вмятины скорее возникли при мумификации.

Но для семьи пятого эрла значение его смерти было более глубоким, хотя и не совсем простым. Обри писал о кончине своего брата: «Никогда не знаешь, сколь дорог тебе человек, пока не оказывается слишком поздно». Эти двое мужчин всегда были близки, но тем не менее сия избитая истина неотступно терзала Обри. Эвелина осиротела без своего обожаемого отца; Альмина также пережила потрясение. Что же касается Порчи, бремя на его совести оказалось, возможно, самым тяжелым. Сын никогда не был близок с отцом, а теперь судьба вынудила его стать наследником. Спускаясь по холму и охватывая взором поместье, которым ему отныне предстояло управлять, молодой человек размышлял о коренном перевороте, свершившемся в его жизни.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.