Лэд - [74]

Все эти кубки, медали и ленты принадлежали Лэду и Брюсу. (Это были их «домашние» имена. Официальные титулы, указанные в реестре Американского Клуба Собаководов, были гораздо внушительнее и гораздо утомительнее для произношения.)

Лэд старел. Его правление в Усадьбе подходило к естественному завершению. Морда пса стала почти белоснежной, а в его когда-то грациозной фигуре все сильнее сказывалась тяжесть прожитых лет. На местных собачьих выставках он больше не мог соперничать ни красотой, ни осанкой с более молодыми колли, хотя когда-то ему не было равных.

Брюс — Ювелир из «Солнечного берега» — был шестью годами младше Лэда. Он щеголял рыжевато-коричневой шубой и отличался королевской статью. Это был пес безупречный телом и характером, такой же великолепный, как датские доги, которых любили изображать на монарших портретах художники прошлого.

Третьим колли в Усадьбе был сын Лэда, Волчок. Но за ним не числилось ни одного кубка, ни одной ленточки — даже на самой маленькой и незначительной выставке не получил бы он признания.

Ибо Волчка относили к колли только из вежливости. Его происхождение было столь же чистым, как у любого чемпиона, но он принадлежал к числу тех неудачников, которых можно найти почти в каждом помете: наследников какого-то давно забытого предка, у которого все признаки породы были дефектны. Даже славная родословная Лэда, его отца, не могла изменить того факта, что Волчок был тем, кем он был: собакой, у которой не было ни единой физической черты, которая соответствовала бы стандартам породы колли.

Несмотря на все это он был прекрасен. Его золотисто-белый мех блестел ничуть не меньше, чем у любого призера. В целом голова и хвост у него были типичными для колли. Но эксперт с первого же взгляда заметил бы, что нос у него короток, челюсти слишком широкие, а форма уха и плеча совсем никуда не годится.

Предполагается, что колли является прямым потомком волка, и Волчок гораздо больше походил на этого своего предка, чем на чистопородного колли. С первых дней жизни он был вылитым (кроме окраса) серым волком, и свое имя он получил именно благодаря этому.

Лэд был собакой Хозяйки. Брюс был собакой Хозяина. Волчок принадлежал Мальчику, поскольку родился он в тот день, когда Мальчик праздновал свой день рождения.

Первые шесть месяцев Волчок жил в Усадьбе из милости. Никто, кроме Мальчика, не проявлял к нему интереса. Его оставили, потому что все его братья умерли в раннем щенячестве, а еще потому, что его очень любил Мальчик.

В шесть месяцев обнаружилось, что он — прирожденная сторожевая собака. А еще, что он никогда не лает, только в случае тревоги. Вообще колли, вероятно, самая возбудимая из всех крупных пород собак. Любая мелочь может спровоцировать у них приступ оглушительного лая. Но Волчок, как заметил Мальчик, подавал голос только по серьезным поводам.

Он имел редкий дар охранять, которым могут похвастаться очень немногие представители этой породы. Только одна из десяти собак заслуживает звания сторожевой. Обязанности, налагаемые этим званием, вовсе не ограничиваются шумным оповещением о появлении чужака или даже нападением на этого чужака.

Прирожденный сторожевой пес патрулирует вверенную ему территорию по нескольку раз за ночь, спит только одним ухом и одним глазом. Днем и ночью он сумеет отличить гостя, чье присутствие разрешено, от незваного нарушителя границ. Такой пес обязан различать, каких нежелательных личностей надо отпугнуть рычанием, а какие требуют более жестких мир. Также он должен в точности, до дюйма знать, где пролегает граница земель его хозяина.

Мало чему из перечисленного можно обучить, все должно быть на уровне инстинктов. Волчок родился с этими качествами. Большинство собак их лишены.

В качестве ценного сторожевого пса Волчок обрел наконец в Усадьбе собственный статус. Лэд старел и понемногу глох. По ночам он спал в музыкальной комнате под пианино. Брюс стоил слишком дорого, чтобы оставлять его в темное время суток под открытым небом, где он мог стать добычей ловкого похитителя собак, поэтому он спал в кабинете. Рекса, огромную дворнягу, на ночь сажали на привязь в сторожке, что стояла в четверти мили от дома. На страже оставался один Волчок. Караульной будкой ему служила веранда. Из этого укрытия он и отправлялся на свои обходы по три-четыре раза за ночь, в любую погоду.

Усадьба занимала двадцать пять акров. Ее земли тянулись от шоссе, что шло в четверти мили от дома выше по склону, до озера, которое и служило границей с двух других сторон. С четвертой стороны был лес. Поздними вечерами компании, катающиеся по озеру на лодках, имели обыкновение таскать яблоки из прибрежного сада. С шоссе на подъездную дорожку периодически сворачивали разнообразные бродяги. Выходящие из леса охотники до чужого добра порой пытались использовать покатый газон Усадьбы как короткий путь на большак.

Для всех и каждого из этих незваных гостей Волчок имел наготове приветствие. Стремительный топот легких лап в темноте, грозный низкий рык, мохнатая фигура, взмывающая в воздух, и нарушителю границ оставалось лишь сделать нехитрый выбор: немедленное бегство или два ряда белых зубов в наиболее доступной части его анатомии.