Лед под ногами - [8]
– Эх, ребятки, зря вы жизнь свою маринуете. Потом ведь жалеть начнете. Сели бы в поезд тридцатого – и вперед. И где-нибудь в
Архангельске, в Кандалакше, среди снегов белых… Я вот как-то…
– М-да, – перебил сладковатым и грустным вздохом Игорь. – Молодец вы все-таки, Геннадий Борисыч, ваше поколение. Куда-то ехали, что-то видели.
Чащину захотелось возразить – сказать, что и их поколение тоже поездило, повидало немало. Но Дегтярев опередил:
– Да тут не от поколений зависит. Везде есть свои тюфяки и свои… такие. Вот Дениска же тоже всю Русь исколесил. Помнишь, рассказывал?
Зря, что теперь закис, жиреть даже начал. Смотри, сердце посадишь, на жопе-то сидя!.. Нет, но среди наших, конечно, больше романтиков было. И жизнь, ребятки, живее была.
– Ну, за романтику! – поднял стопку Игорь. – Обещаю, в апреле возьму своих – и… как там? – в Кандалакшу.
– И отлично, – заулыбался Дегтярев. – Детям полезно. Там такое море, ребятки! После Чупы заливы начинаются, острова, озер полно. А рыба!..
– Вот мы вас возьмем, Геннадий Борисыч, проводником. Я порыбачить когда-то любил.
– Да не-ет, Игорек, я уж – все. – Дегтярев помрачнел, постарел мгновенно. Стало видно, что ему за семьдесят и тайком от всех он наверняка принимает какие-нибудь сильнодействующие лекарства. – Я отъездился.
– Что так? Здоровье?
– А, не в одном здоровье дело… На Новый год-то подарок нам какой сделали. Паразиты. Все тянут из людей и тянут… Мне еще терпимо, а простым-то… Обложили со всех сторон.
– Это вы про отмену льгот? – спросил Чащин – мельком видел на днях по телевизору, как пенсионеры перекрывают дорогу, толкаются с кондукторами, митингуют.
– Ну да, про нее. Отрезали нас – подыхайте. Какие-то гроши пообещали…
Игорь сочувствующе вздохнул, а Чащин глянул на часы:
– Шесть. К сожалению, мне пора. Встреча… – И приподнялся.
– Погоди ты, Дениска! Ты что? – Дегтярев гневно поднял брови. -
Сейчас добьем пузырек-то.
И Игорь поддержал: выпьем и разойдемся.
Чащин сдался. Честно говоря, лень было возвращаться в свой кабинет, ждать, пока компьютер отключится, потом спускаться на улицу в холод, идти одному до метро… Крошечная порция коньяка быстро дала о себе знать – стало легко и умиротворенно, и ласковый шепоток внутри обещал от этой пустой вообще-то, ненужной посиделки чего-то особенного.
Выпили на этот раз за справедливость. Дегтярев шумно, как после водки, выдохнул, бросил в рот шоколад. Посопел раздумчиво, сказал:
– Я пожелать хочу… Пожелать вам хочу, чтоб не забывали, что вы – мужики. Сейчас мужиков превращают… даже не знаю в кого. Во что. И пресса эта, и телевизор. Вон – сплошь в бабских нарядах, в колготках. Тьфу! А книги… Я у внука беру книги, которые модные, смотрю – и что не мужик там, то обязательно слизь какая-то, эти… метросексуалы сплошные. И везде это, это…
“Чего он с цепи сорвался?” – удивился Чащин и решил возразить:
– Мы в журнале стараемся…
– Мало! Хорошо, что стараетесь, но мало этого. Мужиков всерьез изводят. И все это, я считаю, с шестидесятых началось. И в кино появились додики, нытики всякие, и в литературе стали мудаков прославлять. Как им, бедным, трудно живется, как они себе места не могут найти. Нянькались и донянькались. Теперь по телевизору мужика в юбке чаще увидишь, чем бабу. И все притирки для них рекламируют, кремы до бритья, после. Гели, муссы. Тьфу, твою мать!
– Да вы уже перебарщиваете, Геннадий Борисыч, – улыбнулся Игорь. -
Что плохого в креме?
– А постепенно все начинается. Сначала попрыскался, потом помазался, а потом… Кто спорит, мужиком трудно быть. За это бороться нужно, как за все в природе. А если еще и педиков каждый день рекламировать… Где, скажите, новый Урбанский, Рыбников, Жженов,
Ульянов? Нету! Одни слащавые… А еще удивляемся, почему это столько лесбиянок развелось. Да женщина на одного, другого слащавого напорется, а потом думает: да я лучше с себе подобной, она хоть не предаст и поймет. И вы, ребята, – Дегтярев пристукнул кулаком по краю стола, – прошу – требую! – осторожнее будьте. Засосет эта зараза, и – конец. И не заметите сами, как колготки потянет примерить, глаза подкрасить.
Чащин поежился. Вспомнилось, как лет в пятнадцать подводил глаза – тогда у неформалов это модно было. Глухонемые продавали на вокзале фотографии группы “Кисс”, Элиса Купера, а в “Студенческом меридиане” появились изображения Кинчева, Цоя, Гребенщикова. И у всех – у одних густой, у других осторожный – был на лице грим. А Виктор Цой вообще походил на девушку – длинные волосы, бусы на шее…
– Ну что, Геннадий Борисович, – с сожалением произнес Игорь. – Пора выходить. Правильно вы, конечно, все говорите, но жизнь сложная штука.
– Кто ж спорит… – Дегтярев взял пустую стопку, покрутил, посжимал в огромном кулаке и поставил обратно. – А, слушайте, может, еще по одной? У меня есть, – потянулся к сумке, – и шоколад тоже…
“Таблерон” настоящий…
– Не стоит, наверно, – для виду стал сопротивляться Игорь; глянул на
Чащина. – Ты останешься, Дэн?
Поняв, что если не уйдет прямо сейчас, то окажется дома поздно ночью, завтра будет болеть, проклинать все на свете, Чащин вскочил.
– Нет, пора.
Быстро надел в своем кабинете пальто, выключил компьютер, выдернул из розеток все вилки. Двое суток он здесь не появится.
«Елтышевы» – семейный эпос Романа Сенчина. Страшный и абсолютно реальный мир, в который попадает семья Елтышевых, – это мир современной российской деревни. Нет, не той деревни, куда принято ездить на уик-энд из больших мегаполисов – пожарить шашлыки и попеть под караоке. А самой настоящей деревни, древней, как сама Россия: без дорог, без лекарств, без удобств и средств к существованию. Деревни, где лишний рот страшнее болезни и за вязанку дров зимой можно поплатиться жизнью. Люди очень быстро теряют человеческий облик, когда сталкиваются с необходимостью выживать.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.
В новой книге Романа Сенчина две повести – «У моря» и «Русская зима». Обе почти неприкрыто автобиографичны. Герой Сенчина – всегда человек рефлексии, человек-самоанализ, будь он мужчиной или женщиной (в центре повести «Русская зима» – девушка, популярный драматург). Как добиться покоя, счастья и «правильности», живя в дисбалансе между мучительным бытом и сомневающейся душой? Проза Сенчина продолжает традицию русской классики: думать, вспоминать, беспокоиться и любить. «Повести объединяет попытка героев изменить свою жизнь, убежать от прошлого.
Серия «Перемены к лучшему» — это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей. Забыть свою первую любовь невозможно. Была ли она счастливой или несчастной, разделенной или обреченной на непонимание, это чувство навсегда останется в сердце каждого человека, так или иначе повлияв на всю его дальнейшую жизнь. Рассказы из этого сборника совершенно разные — романтичные, грустные, смешные, откровенные… они не оставят равнодушным никого.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», «Информация», многих сборников короткой прозы. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист премий «Русский Букер», «Национальный бестселлер». Слом, сбой в «системе жизни» случается в каждой истории, вошедшей в новую книгу Романа Сенчина. Остросоциальный роман «Елтышевы» о распаде семьи признан одним из самых важных высказываний в прозе последнего десятилетия. В повестях и рассказах цикла «Срыв» жизнь героев делится на до и после, реальность предлагает пройти испытания, которые обнажат темные стороны человеческой души и заставят взглянуть по-другому на мир и на себя.
У Романа Сенчина репутация автора, который мастерски ставит острые социальные вопросы и обладает своим ярко выраженным стилем. Лауреат и финалист премий «Большая книга», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «Ясная Поляна».В новом романе «Зона затопления» жителей старинных сибирских деревень в спешном порядке переселяют в город – на этом месте будет Богучанская ГЭС. Автор не боится параллели с «Прощанием с Матерой», посвящение Валентину Распутину открывает роман. Люди «зоны» – среди них и потомственные крестьяне, и высланные в сталинские времена, обретшие здесь малую родину, – не верят, протестуют, смиряются, бунтуют.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.