Лед и пламя - [25]

Но здесь не будет никакой свадьбы! Совсем недавно Герберт присмотрел себе хорошую невесту из очень богатой семьи. Девушку из тех, кого его мать ненавидела по той или иной причине.

Но сперва он должен был овладеть Белиндой.

Он неделями ходил вокруг нее, он вожделел ее, так что у него чесались пальцы и другие места от желания дотронуться до нее, оказаться в ее объятиях. Это должно случиться вечером. С помощью гениальной хитрости.

Он только отдувался при мысли о Белинде. Вытирал ладони.

Герберт открыл дверь в детскую…

Белинда испуганно обернулась. Ребенок только что уснул, и она торопилась собрать детскую одежду и белье и прибраться. Но слишком поздно — вошел он.

— Я думала, вы больны, господин Абрахамсен, — прошептала она. Он облизал губы:

— Мне сейчас гораздо лучше. Есть… кое-что, о чем я хотел бы рассказать тебе, Белинда.

— Пожалуйста!

— Не здесь, — нетерпеливо прошептал он. — Выйдем в холл!

Белинда отложила детские вещи и вышла вместе с ним. Герберт отпустил в тот вечер прислугу, но Белинда об этом не знала. Она знала только, что в верхнем холле было не опасно: здесь ходило много народу.

— Пойдем! Сядь здесь, — заикаясь, произнес Герберт и указал на маленькую жесткую софу. Белинда послушалась, присела на самый краешек и попыталась не обращать внимания на то, что он положил свою руку на спинку софы.

— А теперь, Белинда, ты услышишь нечто удивительное. Мне ночью приснился такой вещий сон. О Сигне.

Она резко повернулась к нему.

— Сигне? — спросила она испуганно. Чуткая совесть Белинды пробудилась после дремоты, продолжавшейся несколько дней. «Ах, родная моя!» Она вообще не думала о Сигне в последнее время. О, как ужасно с ее стороны забыть свою бедную сестру!

— Да, о Сигне, — вздохнул Герберт с трагической миной. — Она пришла ко мне в ночной темноте… Впрочем, наверное, лучше, чтобы ты видела, где именно она стояла…

Он встал и пошел к своей двери. Белинда, точно загипнотизированная, последовала за ним, Если здесь была Сигне, то она хотела бы знать больше. Подумать только, может быть, Сигне была на нее сердита?

Герберт открыл дверь и пропустил Белинду в свою комнату. Там стоял тяжелый тошнотворный запах духов, масла для волос и непроветренного мужского жилья. На мгновенье Белинда задохнулась от этого запаха, но овладела собой. На столе чадила одинокая лампа.

— Она стояла здесь, — показал Герберт с наигранным драматизмом. — Именно здесь. А я лежал в постели.

Белинда попыталась представить себе эту сцену.

— Сигне сказала что-нибудь?

— Еще бы! Ах, Белинда, поэтому я и хотел поговорить с тобой сейчас!

Ее мучила совесть. Что же она сделала не так?

— Наша дорогая Сигне смотрела на меня так нежно, можешь мне поверить. А затем она сказала: «Любимый Герберт, так больно смотреть, как ты страдаешь от одиночества! Я хочу, чтобы ты поговорил с моей сестрой Белиндой».

— Вот как? — боязливо сказала Белинда. Сейчас она полностью вернулась к своей самоуничижительной роли.

— Да. Это было так, — торжественно подтвердил Герберт. — Она хотела, чтобы ты была добра со мной. Угождала мне.

— Но… я действительно пытаюсь быть доброй, — жалобно произнесла Белинда. Неужели Сигне не была ею все-таки довольна? — И я постараюсь делать так, как вы этого хотите, господин Абрахамсен.

— Это не все, Белинда, не все! Сигне просила меня передать привет и сказать, что когда я так одинок, то ты должна быть на месте Сигне.

— Как это вы представляете, господин Абрахамсен?

Фу, глупая телка, неужели она ничего не соображает?

— Я полагаю, ты должна быть на месте супруги. Это была воля Сигне.

Белинда пыталась понять.

— Ходить всюду с ключами и все такое? Но ведь они же у фру Тильды.

— Нет, нет, я не имею в виду ключей. Я имею виду, ты должна быть добра ко мне.

Она лишь смотрела на него боязливо и вопросительно.

— Может быть, подарить мне сына, — не оставлял он своих попыток.

Они не попадали в благодатную почву, он это видел. Она казалась все более озадаченной.

— Нет, не надо сына, — быстро поправился он. — Только доставлять мне удовольствие.

Казалось, ей хотелось убежать. Это не должно было случиться теперь, когда он, можно сказать, заманил ее в ловушку.

— Дай мне дотронуться до тебя. Этого хотела Сигне.

Он осторожно положил руку на ее плечо. Запах застаревшего пота вынудил Белинду отстраниться.

— Нет, нет, это не опасно, только приятно. Приятно! Сигне всегда это нравилось, вот так. А я легко гладил ее грудь.

«Оооо, у нее чудесная грудь! — думал Герберт. — Такая соблазнительная, что мужчина мог бы расплавиться, как воск!»

Белинда стояла, словно соляной столп у Содома и Гоморры. Она была перепугана до смерти, не могла собраться с мыслями. Неужели Сигне действительно хотела от нее этого? Чтобы этот противный, смазанный жиром человек дотрагивался до нее, так что она вздрагивала от неприятного ощущения? Теперь она ничего не понимала!

Герберт недовольно отступил на шаг.

— Нет, здесь чего-то не хватает! Почему ты больше не надеваешь черное траурное платье?

— О, извините, — прошептала Белинда. — Оно такое теплое. И я не думала, что это что-то теперь значит. Это синее платье ведь тоже темное.

— Оно должно быть черным, — сказал он резко. — Совсем черным. Поторопись переодеться!