— А я вам скажу когда! — вскричал заяц Аромо. — Когда баран писал роман, когда лисица была гусям сестрица, когда ослы были умны, когда фазан прыгал через стакан и когда индюк был всем лучший друг.
— Как здорово! — Ходящий кедр Зоард Высокий смотрел на Аромо раскрыв рот.
— А особенно красиво, — прошептала кошка Ватикоти, — это когда фазан прыгал через стакан.
— Да, получилось у тебя действительно здорово, — сказал лев Зигфрид Брукнер подозрительно. — Но не мешало бы тебе и объяснить, что значит вся эта чертовщина. Так чистил я зубы или не чистил? Говори прямо, что, по-твоему, было в свое время!
— В свое время — это значит тогда, — сказал Аромо, — когда то, что прошло, становится будущим, а то, что будет после того, было прошлым.
— Треснет, ой-ой, сейчас треснет! — закричал Лайош Урод.
— У тебя тоже зуб? — испугалась маленькая фея Маминти.
— Нет, не зуб. Голова.
— А от чего треснет?
— Да от всего, что говорит Аромо. Я, правда, не успеваю все уловить. Сейчас я как раз думал о том, как это — когда лисица была гусям сестрица… Лиса ведь гусей съест. Тогда почему она им сестрица?
— Ну, хватит, — сказал кот Микка-Мяу. — Вы все болтаете, а у льва, бедняжки, — показал он на Зигфрида Брукнера, — в клыке ужасная дырка.
— О да, — взревел Зигфрид Брукнер, — я чуть не забыл…
— Не рычи, пожалуйста, — сказал Микка-Мяу, — давайте лучше сядем все вместе и придумаем какое-нибудь действенное средство.
— Какое средство? — переспросил ходящий кедр Зоард Высокий.
— Действенное.
— А что это такое?
— Это значит, такое средство, чтобы в зубе льва Зигфрида Брукнера не оставалось дырки.
— Правильно! — воскликнула Ватикоти. — Только лучше даже не двейственное, а трейственное, и даже… — тут кошка запнулась. — Нет, не выходит.
— Что не выходит? — поинтересовался конь Серафим.
— Четырейственное…
— Глупости, — перебил их кот Микка-Мяу, — не двойственное и не трейственное, а дей-ствен-но-е. Ну ладно. Теперь я жду от вас чего-нибудь умного.
Приятели расселись кружком вокруг Зигфрида Брукнера.
— Если кому-нибудь придет в голову что-нибудь толковое, пусть скажет!
— Можно, я скажу? — воскликнул самый добрый великан в мире Лайош Урод.
— Ну, говори! — все посмотрели на него с любопытством.
— Я понял: лисица была гусям сестрица потому…
— Стой, стой. Говорить нужно не все, что тебе придет в голову, — терпеливо объяснил Лайошу Микка-Мяу, — а только про зуб Зигфрида Брукнера.
— А мне в голову все равно уже ничего не придет, потому что голова у меня треснула! — запричитал Лайош Урод.
— Ладно, тогда садись рядом с Зигфридом Брукнером! — кивнул ему кот Микка-Мяу. — Теперь, значит, у нас два дела: у Зигфрида Брукнера в зубе дырка, а у Лайоша Урода треснула голова. Давайте все думать, как им помочь!
Некоторое время друзья озабоченно смотрели прямо перед собой. И конечно, первым нашел решение опять-таки неудержимо мыслящий Аромо. Вернее, не совсем — но вы все сами увидите. Заяц Аромо поднялся со своего места, во взгляде его было что-то зловещее.
— Я решил… — начал он было.
Но его перебил голубой чудо-жеребец:
— Что значит ты решил? Ты хотел сказать, видимо, ты считаешь!
Заяц Аромо посмотрел на коня Серафима с глубоким презрением:
— Я решил, что я считаю, что таким образом…
— Вот только таких образов не надо! — махнул лапой лев Зигфрид Брукнер. — Я как-то раз повстречался с одним таким образом, он ужасный враль. Хватит с меня таких образов. И вместе-с-теми, и однаки — все они у меня вот где сидят. Не говоря уже о впрочемах и не-так-лях.
— Ага, ты встречался с «таким образом»? И что же это такое, по-твоему?
— На нем был цилиндр, — продолжал без тени смущения лев Зигфрид Брукнер, — желтые калоши и фрак. И галстук-бабочка. И вдобавок ко всему он еще картавил. И врал. Картавил и врал.
Аромо пришел в ярость:
— Так что же такое, по-твоему, «таким образом»?
— Как что? — удивился Зигфрид Брукнер. — Вводное слово.
— Подводное слово, — вставила Ватикоти.
Аромо бросил в сторону кошки яростный взгляд, а затем снова обратился к Зигфриду Брукнеру:
— Значит, ты встречался с вводным словом?
— Я же говорю. На нем были желтые калоши. Галстук-бабочка…
— И оно тебе врало.
— Да еще как!
— Нет, вы слышите? Он рехнулся! — огляделся неудержимо мыслящий Аромо по сторонам, ища поддержки.
— И вовсе он не рехнулся, — тихо сказал кот Микка-Мяу, — брось ты эти свои такие образы! Давай сразу к делу!
— Ладно, только не перебивайте. Дырка появилась в зубе Зигфрида Брукнера оттого, что он никогда не чистил зубов. Ладно, ладно, — Аромо посмотрел на заерзавшего льва, — в свое время, скажем так, он никогда не чистил зубов. Насколько я знаю, их светлости по меньшей мере сто лет, а то и все… Не перебивай, а не то ничего не скажу… А то и все сто пятнадцать, но для простоты остановимся на ста. Каждый день он должен был посвящать чистке зубов пять минут, это значит… — Аромо поднял взгляд к небу и стал считать. Звучало это так: — Зо-зо-зи-зи-зо-зо-зу-зу… Это значит, в год — тысяча восемьсот двадцать пять минут. В пересчете это будет в год… зо-зо-зи-зи-зу-зу, в год — тридцать четыре часа, а за сто лет, зо-зо-зи-зи-зо-зи-зо, сто сорок два дня, притом не считая високосные года. Так вот, я предлагаю всем скинуться и купить двести зубных щеток и две тысячи четыреста тюбиков зубной пасты, с тем чтобы, пока они не кончатся, то есть в течение ста сорока двух дней, Зигфрид Брукнер чистил зубы днем и ночью, без перерыва. Пусть наверстывает упущенное!
