Лебедь Белая - [17]

Шрифт
Интервал

Только сейчас я разглядела его по-хорошему: тяжёлый, остро оточенный, узкий – настоящий боевой нож, как у батюшки моего. С таким и на медведя идти можно. Я протянула его лотошнице, может за нож пирожков даст? Стоит же он каких-то денег?

Однако тётка почему-то вытаращила глаза, задышала часто и завыла в голос:

– Батюшки мои… Караул! Убивают!

Я растерялась. Кого убивают? Зачем? Народ отхлынул от меня, будто от хворой, а Добрыня ни с того ни с сего вышел вперёд, ощетинился и зарычал – хрипло, с клокотом. Люди отхлынули ещё дальше, зашептались меж собой. У некоторых в руках замелькали палки. Ничего себе порядочки. Здесь всегда так пирожками торгуют?

Откуда-то явились двое гридей, молодой да старый, раздвинули толпу плечами, посунулись к лотошнице. Лица у обоих грозные, будто их от дела важного оторвали, и за это они всем тут сейчас головы поотшибают. Я своей головой очень дорожила, поэтому немного отступила.

– Чего орёшь? – рявкнул на лотошницу молодой. – Чего народ баламутишь?

Тётка недолго думая ткнула в меня пальцем и опять заверещала:

– Вот она, лиходейка! На честных торговцев с ножом бросается! Хватайте её люди добрые!

Я, наконец, поняла, кого тут убивают. Гриди поняли тоже и повернулись ко мне. Тот, что годами постаре, покачал головой, а молодой накрыл ладонью рукоять меча и нахмурил густые брови.

– Ты что, девка, в поруб захотела?

В глазах гридей я читала подозрение, словно они в самом деле разбойника повстречали, хотя здесь я бы с ними поспорила. Вид у меня, конечно, помятый, но до разбойничьего не дотягивает. Я хотела объяснить им, что бояться меня не надо, но потом вдруг увидела себя со стороны: одёжа грязная, ноги босые, косища растрепалась, про личико и вымолвить страшно. Да ещё нож этот. И в самом деле, если не разбойник, так подмастерье разбойный однозначно, поэтому я попробовала оправдаться.

– Я пирожок хотела на нож обменять. Нет у меня боле ничего, вот я нож ей и протянула.

Я когда хочу, могу напустить на себя очень жалостливый вид. Губки подожму, из глаза слезу выжму, ладошки к груди прижму – ну самое несчастное создание на свете. Я много раз этот приём на батюшке проверяла, когда он меня пороть за что-нибудь собирался – действует. На гридей тоже подействовал.

– И то верно: средь бела дня, с ножом… да ещё девка, – задумчиво протянул старший. – Не с глузду же она двинулась.

Младший кивнул и шагнул ко мне. Добрыня подался навстречу, прижал уши к затылку и зарычал утробно: не подходи.

– Убери пса, не то зарублю ненароком, – скривился гридь, останавливаясь. – Зла мы тебе не желаем.

Я быстро присела, обхватила Добрынюшку за шею и притянула к себе.

– Ну что ты, милый, что ты… успокойся…

Добрыня малость присмирел, хотя на гридя по-прежнему косился с недоверием. Тот не стал рисковать и остался на месте.

– Не знаю откель ты нож этот взяла, – заговорил он, – но за такой и всего лотка расплатиться не хватит. Хороший нож. А ты, – это он уже тётке, – прежде чем караул звать, разберись, что к чему. Нам на каждый крик бегать радости мало.

– Да как так! – вспыхнула лотошница. – Она ж мне угрожала!

– Иди по доброму, – подталкивая её в спину, сказал старший. – По тебе-то поруб давно плачет. Иди, не вводи в грех.

Шипя ругательства, тётка бросила в мою сторону ядовитый взгляд и пошла прочь. Народ ещё посудачил немного, обсуждая, вправду ли я хотела ограбить лотошницу или той показалось, и тоже начал расходится. Вдаваться в подробности и выявлять истину никому нужды не было.

Старший повернулся ко мне.

– Ты спрячь нож-то. Нечего по улицам с ножом бегать, – он помолчал немного, разгладил седые усы и спросил по-отечески. – Каким ветром тебя в Киев занесло, милая?

Это он по понёве догадался, что я не местная. Я уже сказывала, что в каждом роду-племени на одёже свои узоры вышивают. Он человек поживший, и мой род признал сразу.

– Шла бы ты к своим, девка.

– Куда идти-то? – неуверенно произнесла я. Найти бы этих своих, да и кто сейчас свои? – С кем была, их уж нет боле…

– За Подолом в Ближней верви гостевой двор радимичей. Туда иди, – посоветовал младший.


Вервью в полянской земле называют деревню, где живёт один род. Родичи – они все как один друг за другом идут, будто по верёвке, оттого и вервь. У нас такую деревню именуют печище. Я не знаю, почему печище, но думаю, что от печи; ведь печь и кормит, и обогревает, и лечит. Она и есть истинный глава рода. Ну да у каждого племени свои обычаи. У нас, например, избы рубленные, наполовину в землю спрятанные, для тепла. А крыши дёрном укрыты. Иной раз по весне смотришь издали и не понимаешь – то ли изба, то ли холмик цветущий. Поляне же свои избы из глины делают и называют их мазанками. Можно подумать, у них тут леса не хватает.

В Ближнюю вервь мы добрались, когда совсем стемнело. Ничего себе Ближняя, вёрст пять топать пришлось. Гостевой двор стоял в стороне от деревни, у края. И то верно, люди там чужие, незнакомые, вот и селятся пускай отдельно. К тому же гостевой двор – это не жилая изба, а гостевая, только для гостей. Поживёт такой гость, дела свои выполнит и поминай как звали. А кому отвечать, коли натворит чего? Нет уж, отдельно – оно спокойнее.


Еще от автора Олег Велесов
Америкэн-Сити

Вестерн. Не знаю, удалось ли мне внести что-то новое в этот жанр, думаю, что вряд ли. Но уж как получилось.


Гражданская рапсодия. Сломанные души

Современная историческая проза. Роман о людях, пытающихся жить и любить на фоне того хаоса, который называется революцией. От автора: Это не экшен с морем крови, это сермяжные будни начала гражданской войны. Здесь нет «хороших» белых и «плохих» красных, здесь все хорошие и все плохие. На войне — а тем более на гражданской войне — ангелов не бывает, и кровь льют одинаково с обеих сторон, и одинаково казнят, не считаясь ни с какими правилами.


Рекомендуем почитать
Уроки немецкого, или Проклятые деньги

Не все продается и не все покупается в этом, даже потребительском обществе!


Морфология истории. Сравнительный метод и историческое развитие

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Трэвелмания. Сборник рассказов

Япония, Исландия, Австралия, Мексика и Венгрия приглашают вас в онлайн-приключение! Почему Япония славится змеями, а в Исландии до сих пор верят в троллей? Что так притягивает туристов в Австралию, и почему в Мексике все балансируют на грани вымысла и реальности? Почему счастье стоит искать в Венгрии? 30 авторов, 53 истории совершенно не похожие друг на друга, приключения и любовь, поиски счастья и умиротворения, побег от прошлого и взгляд внутрь себя, – читайте обо всем этом в сборнике о путешествиях! Содержит нецензурную брань.


Убит в Петербурге. Подлинная история гибели Александра II

До сих пор версия гибели императора Александра II, составленная Романовыми сразу после события 1 марта 1881 года, считается официальной. Формула убийства, по-прежнему определяемая как террористический акт революционной партии «Народная воля», с самого начала стала бесспорной и не вызывала к себе пристального интереса со стороны историков. Проведя формальный суд над исполнителями убийства, Александр III поспешил отправить под сукно истории скандальное устранение действующего императора. Автор книги провел свое расследование и убедительно ответил на вопросы, кто из венценосной семьи стоял за убийцами и виновен в гибели царя-реформатора и какой след тянется от трагической гибели Александра II к революции 1917 года.


Империя протестантов. Россия XVI – первой половины XIX в.

Представленная книга – познавательный экскурс в историю развития разных сторон отечественной науки и культуры на протяжении почти четырех столетий, связанных с деятельностью на благо России выходцев из европейских стран протестантского вероисповедания. Впервые освещен фундаментальный вклад протестантов, евангельских христиан в развитие российского общества, науки, культуры, искусства, в строительство государственных институтов, в том числе армии, в защиту интересов Отечества в ходе дипломатических переговоров и на полях сражений.


Бунтари и мятежники. Политические дела из истории России

Эта книга — история двадцати знаковых преступлений, вошедших в политическую историю России. Автор — практикующий юрист — дает правовую оценку событий и рассказывает о политических последствиях каждого дела. Книга предлагает новый взгляд на широко известные события — такие как убийство Столыпина и восстание декабристов, и освещает менее известные дела, среди которых перелет через советскую границу и первый в истории теракт в московском метро.