Лазурный питон - [9]

– Готова ручаться, что ничего подобного не было! – пылко воскликнула Эмма. – Эти Юбимы такие злющие! Знаете, их ведь трое, они – тетки Чарли Бона и превратили его жизнь в сущий ад.

– Ах да, как же, Чарли Бон, припоминаю… – рассеянно пробормотал учитель живописи.

– Я бы хотела помочь Рики, – продолжала Эмма, – потому что когда-то он помог мне. Понимаете, я думаю, что смогу выяснить, где его держат.

– Лучше этим займусь я, Эмма, – возразил мистер Краплак. – Затея может оказаться опасной.

– Если затея опасна, то какая разница, я или вы займетесь поисками, безопаснее она от этого не станет.

– Ну, я уж как-нибудь за себя постою, – бодро сказал мистер Краплак. – Беги, а то на французский опоздаешь.

На французский Эмма не побежала, а задумчиво пошла по коридору нога за ногу и вправду опоздала, причем на целых десять минут. Поэтому француженка, мадам Бонжур, рассердилась не на шутку: она была дама вспыльчивая, нервная и в первый день четверти нервничала больше обычного. Мадам Бонжур скучала по родному городку, такому солнечному и веселому по сравнению с угрюмой серой академией, темными классами, дохленьким отоплением и неистребимыми сквозняками. На все это она беспрестанно жаловалась коллегам. Собственно, мадам Бонжур давно укатила бы домой, не предложи ей директор академии жалованье, от которого трудно было отказаться. Словом, неудивительно, что сегодня, в первый день четверти, мадам Бонжур встретила припозднившуюся Эмму далеко не радушно.

– Вон отсюда! – напустилась она на Эмму. – Если ви не нуждаться в мой урок, мадемуазель, можете не приходиль! Ви опоздаль! Бессовестно опоздаль! – Длинный палец нацелился на Эмму. – Моментально вон!

И Эмма выскочила из класса – моментально.

– И тебе влетело? – раздался громкий шепот неподалеку.

У соседней двери, кабинета истории, подпирал стенку Чарли Бон. На вопрос, кем был Наполеон, он умудрился ответить, что русским императором. За это мистер Поуп, преподаватель истории, накричал на мальчика, обругал невеждой и не пожелал терпеть его присутствие у себя на уроке ни минутой дольше.

– А я просто не слышал, что он спрашивает, – пожаловался Чарли. – У меня все мысли только псом и заняты.

Эмма огляделась, не идет ли кто, и шепотом же спросила:

– Каким таким псом?

Чарли бочком подвинулся поближе к ней и как можно тише, то и дело озираясь, изложил Эмме обстоятельства, из-за которых на его плечи легла забота о Спринтере-Бобе.

– Тебя-то за что выгнали? – спросил он напоследок.

– Просто опоздала, – коротко ответила Эмма и рассказала о разговоре с мистером Краплаком.

В глазах у Чарли блеснул интерес. Еще одно письмо, и тоже с предупреждением о надвигающейся опасности! А вдруг и там, и там речь идет об одном и том же?

– Так ты считаешь, что Рики Сверк так и сидит на чердаке? – Чарли посмотрел в потолок. – Может, слазить и проверить?

Эмма пришла в ужас:

– Что, прямо сейчас?

– А что, лучше времени не придумаешь, – оживился Чарли. – До конца урока у нас еще целых полчаса. Остальные все по классам сидят, нас никто не засечет. Лично я тут стоять не намерен – со скуки помрешь.

Девочка не успела придумать, как отказаться, а Чарли уже припустил в конец коридора, к лестнице. Пришлось Эмме поспешить вслед за ним.

«И зачем я разболтала Чарли про чердак! – мысленно сокрушалась она. – Он ведь сначала сделает, а потом уже думает».

Лестница, лестница, еще лестница, другая лестница… И ни души. Лишь один раз дети налетели на доктора Солтуэзера, который куда-то спешил, напевая себе под нос. На вполне резонный вопрос о том, куда это они направляются посреди урока, Чарли бойко ответил, что в библиотеку за учебниками. Доктора Солтуэзера этот ответ полностью устроил, хотя Чарли с Эммой и шли в прямо противоположном библиотеке направлении. Но его вообще, кроме обожаемой музыки, мало что волновало, а уж когда он сочинял очередную мелодию – тем более.

Чарли с Эммой спешили по темным коридорам. Позади одна за другой оставались пустые пыльные комнаты со скрипучими полами, и чем ближе беглецы подбирались к западному крылу, тем больше Эмма нервничала. С тех пор как ей пришлось превратиться в птицу, чтобы выбраться из чердачного заточения, девочка до сих пор видела это место в кошмарных снах.

Повинуясь скорее этим снам, чем памяти, Эмма привела Чарли к той самой комнате, куда в прошлом году запирал ее Манфред Блур. Из крошечного окошка под потолком падал скупой свет, позволявший разглядеть обшарпанные стены, покрытые зеленоватой плесенью, узкую железную койку, застеленную почерневшим от сырости одеялом, и прогнившие доски пола.

– Жуть какая, ну и местечко! – вырвалось У Чарли.

– Манфред меня тут запер, – объяснила Эмма, – а потом кто-то снаружи повернул ключ и дверь отворилась. Я выскочила посмотреть, кто меня выпустил, но в коридоре было пусто.

Манфред тогда меня поймал и запер обратно, и еще – вот это самое странное – он кому-то пригрозил, что в следующий раз оставит без сладкого. Поэтому я и подумала, что тогда меня выпустил Рики, брат мистера Краплака. В письме сказано, что он любил… любит джем.

– Может, его и держат в какой-нибудь каморке вроде этой, – предположил Чарли. Дверь подозрительно скрипнула, мальчик быстро обернулся, но она уже закрылась. Чарли поднял защелку и дернул дверь – тщетно. Похоже, она захлопнулась наглухо.