Лазурный гигант - [4]

Надо было облечь этот скелет покровами непромокаемой парусины и поставить на место детали мотора: шатуны, рычаги, передаточные ремни и тому подобное.

— Как назовете вы свою машину? — спросил Жерар, любуясь сооружением.

— Я предложил бы назвать ее «Альбатросом» , что соответствовало бы величине ее крыльев.

— Это название было бы неточным, — возразил Вебер, — в сравнении с этой механической птицей настоящий альбатрос — сущий воробей. Моделью моей птицы могла послужить гигантская птица из «Тысячи и одной ночи», или та птица, голова которой выставлена в Jardin des Plantes рядом с китом, или мадагаскарская птица «рок», ископаемые яйца которой имеют два метра длины; одним словом, то, что научным термином можно было бы назвать «epiornis».

— «Эпиорнис», то есть «сверхптица» было бы гораздо понятнее, чем «сверхчеловек» Ницше! — сказал Анри, одобрительно кивнув головой. — Ну, что же? Назовем наш воздушный корабль «Эпиорнис». Но главное, надо поскорее устроить машину.

— Мне не очень нравится это название. Оно будет непонятно для профанов. К чему нам латинские названия? Наша механическая птица громадна. Она будет подниматься в воздух, под лазурный свод неба. Назовем же ее попросту — «Лазурным гигантом» !

ГЛАВА II. Капитан Рено. Николь Мовилен

Когда господин Массе вернулся из Африки в Европу, он возобновил знакомство с бывшим своим товарищем по лицею, капитаном Рено, которого в семье Массе все любили за его честный и прямой характер. Капитан Рено вышел в отставку и страшно скучал, когда наши изгнанники вернулись на свое старое пепелище в Пасси. Он узнал, что свобода и досуг, которые кажутся такими желанными в дни, когда человек трудится через силу, до переутомления и начинает роптать на непосильную работу, теперь не удовлетворяют его. Он скучал по своей былой деятельности, по Алжирским полям, среди которых прожил почти всю жизнь; он задыхался в своей маленькой квартире холостяка на бульваре Гувион-Сен-Сир. Когда Массе пришел к нему, он признался ему, что умирает от скуки.

— Отчего бы вам не сражаться за буров? — спросил его раз Массе. — Семьи у вас нет, вы здоровы и бодры, как тридцатилетний мужчина, военное искусство известно вам до мелочей, и вы могли бы принести столько пользы. На вашем месте я решился бы, право!

— Это блестящая мысль! — вскричал капитан, который мог похвастать храбростью, но не воображением.

И он действительно отправился в Трансвааль сражаться за правое дело. Несколько месяцев о нем не было ни слуху ни духу. Наконец в один прекрасный день он вернулся: он потерял в бою правую руку, но был очень доволен походом. Восторженно отзывался он о смелости, выносливости, военной ловкости буров. Члены семьи Массе подметили, однако, что капитан чем-то озабочен.

— Анри! — воскликнул он наконец, найдя предлог, которого, очевидно, искал. — Покажите мне ваши владения. Я думаю, каштановые деревья великолепны в это время года.

— К вашим услугам! — ответил молодой человек, видимо волнуясь, в то' время как все присутствующие переглянулись между собой.

Они сошли с веранды на лужайку, полюбовались цветочными клумбами, заботливо устроенными Ле Геном, Линой и Колеттой, потом прошли в каштановую аллею.

— Я привез вам вести, друг мой, — сказал вдруг капитан, лишь только они удалились настолько, что их нельзя было видеть с веранды, — и вести грустные. Мне казалось, что лучше сообщить их вам с глазу на глаз. Когда видишь сочувствие своему горю на лицах близких и любящих людей, его труднее переносить.

— Капитан! — вскричал Анри, бледнея. — Я боюсь понять вас. Ради Бога, прямо к делу, без предисловий. Благодарю вас за желание пощадить меня, но говорите, да говорите же скорее. Какова бы ни была роковая весть, которую вы мне сообщите, я готов выслушать вас. Я угадал ее и так. Николь… мадемуазель Мовилен?..

Капитан утвердительно кивнул головой.

— Она умерла? — задыхаясь, проговорил молодой человек. Он побледнел и должен был прислониться к дереву, чтобы не упасть.

— Нет! Нет! Тысячу раз нет! — растерянно кричал в отчаянии капитан. — Анри, очнитесь! А я-то хотел его подготовить! Скотина! Анри, послушайте! Она жива, слышите, жива! Она деятельна и энергична, как всегда.

— Жива! — повторил Анри, точно во сне. — Так что же вы хотели сказать?

— Она в плену. Я боялся сказать вам это сразу, но напугал вас своими предисловиями, идиот я этакий! Решительно, я не создан дипломатом.

— Взята в плен? — сказал молодой человек с выражением глубокого горя. — Бедная Николь! Какие лишения она испытывает! Знаю, как грубые враги обращаются с благородными противниками, когда те попадают в их руки. Они мстят женщинам и детям за удары, наносимые их самолюбию горстью героев! Вы уверены, что она попала в плен? — Луч надежды, казалось, загорелся в нем. — Может быть, это ложный слух. Они уже столько раз хвастали, что им удалось захватить в плен кого-нибудь из семьи Мовиленов. Несколько раз Мовилены действительно отдавались в руки врага, но никогда живые. Скажите, капитан, кто вам сказал, что Николь в плену?

— Я видел это собственными глазами! — отвечал капитан.

— Мне казалось, что вы сражались по большей части в Капланде, что вы не были там, где Мовилены как львы боролись за свою независимость, за свой очаг. Если бы я знал, что вы с ними встречались, я давно спросил бы вас о них!