Лазурное море - изумрудная луна - [47]

— Я не буду лгать человеку, что сохранил мне жизнь, — в строгой задумчивости произнесла она, утонченный профиль ее лица омывал немолчный ветер, качал и реял темные кудри тонких, как шелковая паутина волос, сияющих под нестерпимой лаской солнца, как драгоценный осколок турмалина.

— Мои родители совершили страшный грех по отношению к закону, что властвует над златыми песками, распространяясь до самых берегов морей великого континента.

Он не мог оторвать взгляда от ее глаз, опаленных раскосыми лучами, от обелисковых губ, что слагали совершенные слоги, и он наслаждался звуками нежного голоса, как игристым белым холодным вином. Высоко поднятая голова и совершенная прямая спина, холодность и отчужденность взгляда делали ее похожей на одну из особ дворянских кровей, что восседали на беломраморных тронах, сверкая диадемами в атласистых волосах и тяжелыми колье, чей свет сходил на фланелевые платья, как льющиеся потоки огня. В праздничные дни, когда верховные жрецы приносили кровавую длань богам, а на арену выходили лучшие воины Империи, показывая пред знатью мастерство убийства, и женщины одаряли красою озаренное добела небо, от которой пламенела кровь и стыли жилы. Надменность и мертвенная скука, с которыми она взирала на плывущие хлопковые облака, превращала ее в недостижимый и желанный сон, что облекал в рабские оковы.

— Но и ты не подчиняешься закону, раз сердце твое жаждет возмездия, — прошептал Анаиэль хриплым голосом, — и бабочка на его пальцах раскалывалась, трещины захватывали великолепные крылья морской волны, разбивали связи между лебедиными прожилками, и лунные, и солнечные блики кристальной россыпью рассыпались по ледяной бахроме.

— Подумай, быть может, нет истинной вины в поступке человека, которого ты столь люто ненавидишь, раз с уходом стольких весен, мысли твои заполняет гнев.

Манящий звук рассыпающегося стекла шумящих крыльев диковиной бабочки, раскалывал монотонную и глухую тишину, и когда Иветта посмотрела в его глаза, она сказала:

— В его поступках не было вины, но я не могу предать своей сути, и искоренить гнев, что проклинает мою кровь. Презрение и ярость растворяются во мне, становясь частью моей сущности, и тени продолжают следовать за мной, и они не исчезнут до тех пор, пока я не смогу привнести возмездие, — она помедлила, подбирая под себя ноги, словно пытаясь сохранить тепло тела от нахлынувшего холода. Стопы были ватными, мышцы слабыми, и она с трудом могла пошевелить пальцами, когда почувствовала в воздухе знакомый, почти далекий запах влаги, и, приподняв голову, увидела, как на далеком краю горизонт расходятся серо-пепельные разводы грозовых туч.

— Дождь надвигается, — почти неслышно пробормотала Иветта, стискивая пальцами ткань на предплечьях, впиваясь ногтями в кожу, и оттенок ее глаз приобрел оттенок темного свинца, черного серебра, а ветер подхватил непослушные пряди волос, упавшие на розовые губы.

Анаиэль смотрел на нее, и ему хотелось отринуть самого себя, и рука, ведомая силою бездны и безлунной ночи, потянулась к ее лицу. Ресницы девушки вздрогнули, когда пальцы мужчины прикоснулись к подбородку, насильно поворачивая лик в свою сторону, чтобы она смогла столкнуться с пьянящей синевой его глаз. И она думала, а знал ли этот человек, какую могущественную силу источали его небесные очи, какую царскую власть обрушивал взгляд на растерзанную душу. Указательный и средний пальцы его руки спускались вниз по подбородку, проводя обжигающую линию по шее, стекаясь к ключицам, и в медленной пытке, Иветта сгорала, едва смея сделать глоток воздуха. Прикосновение, что отзывалось в каждом нерве и каждом вздохе сводило с ума. И он остановил свой путь на груди, там, где билось сердце, и неровный и тяжелый ритм отдавался пульсацией, проникая под кончики его пальцев, и она могла ощутить тяжесть золотых колец и браслетов, что носил дворянин. Его касание исчезло так же мучительно и быстро, как и обрушилось. И в голове промелькнула назойливая, бурная мысль, что то было творение ее больного и ослабленного подсознания. И не было и вовсе взора, с которым он смотрел, не отрываясь от ее лица, будто пытаясь запечатлеть в своей памяти ответную дрожь и сомнение, запечатлеть и заклеймить неверие и боль в глазах, покорность ласке.

— Через день или два мы достигнем границ Андии, если погода позволит и не случится непредвиденных обстоятельств, то я оставлю тебя в этом городе. Его стены не сияют богатством златого Сиона и статуями небесных судей, игра лютен не так завораживает слух, а ночная мгла не окрыляет тихой безмятежностью, но ты сможешь найти себе хорошую работу и досыта есть каждый вечер, спать с крышей над головой и на хорошем настиле, и выпивать чарку холодной воды на рассвете.

С этими словами Анаиэль поднялся, укладывая рядом с ее ногами сложенный плед.

— Подыши немного свежим воздухом, если станет холодно, укройся одеялом, а потом я заберу тебя.

И когда молодой мужчина оставил ее, Иветта не могла объяснить тайную, пугающую пустоту в глубине своей души, от которой хотелось выть, как изгнанному зверю, волочащемуся свое одиночество в застывшем мире без света и тепла.