Лазоревый петух моего детства - [137]

Гришка неправду сказал — был не в курсе. Пока он прогуливался по деревне, дядя Федя сбегал в правление колхоза, провозгласил себя бригадиром дачников на покосе и сейчас энергично действовал у кухонного стола.

— Будем жарить баранину, — сказал дядя Федя. — Мне для ударной работы мясом заправиться нужно. Баранину я помыл, уксусом сбрызнул, перцем и солью посыпал, луком проложил. Пусть пропитывается. Ты поди на берег в ольшаник, там я видел две ольхи сухие, кем-то срубленные. Ты со своей подружкой приволоки их сюда. Уголь у ольхи стойкий, жар ровный — царские дрова. Раньше ольхой Зимний дворец отапливали. Она аромат прибавляет.

— Дядя Федя, пожалуйста, дайте совет.

— Это потом, — сказал дядя Федя. — Я сегодня, не поев баранины, не способен к оригинальным мыслям.

— Пойдём, — сказал Гришка девочке Лизе.

Тогда они притащили ольху.

Дядя Федя развёл костёр. Поджарил баранину на шомполе от старинного ружья. Когда они поели и облизали пальцы, дядя Федя сказал:

— Выкладывайте.

Гришка изложил Лизин рассказ в сокращённом и усиленном виде.

— Разве это беда? — сказал дядя Федя и посмотрел на Лизу по-своему, как бы вбок, но всё же прямо в глаза. — Эх, беда-лебеда! А ты не пробовала перейти речку вброд?

— Это ещё зачем? — В Лизином вопросе, как распаренная каша, пыхтела обида. — Буду я ноги мочить в новом платье…

— Ладно. Придётся снасть делать… Как зовут твою жучку?

— Шариком, — сказала Лиза.

— Какой размер?

— Маленький. Ему, наверно, три месяца. Такой, если взять без хвоста. — Она показала размер, какой бывает коробка из-под вермишели.

А где у нас львы?

Лиза пришла чуть свет. Гриша и дядя Федя спали. Дядя Федя — на широкой кровати, которую купил благодаря своему ревматизму; Гришка — на раскладушке, как сверчок в алюминиевой мыльнице. Лиза села с Шариком у окна в кухне. Шарик тихо сидел, наверное, чувствовал что-то особенное.

Гришка проснулся от дяди Фединого громкого голоса.

— Гришка! — кричал дядя Федя. — Хочешь, чтобы я на покос опоздал? Мне ещё бригаду нужно будить. Пока растолкаешь — умаешься. Вставай, Гришка, беги за водой. Ополоснёмся, позавтракаем — и вперёд, мальчик!

Гришка схватил ведро, за водой сбегал. А Лиза сидела с Шариком у окна и даже завтракать с Гришкой и дядей Федей не захотела.

— Да, — сказал дядя Федя. — Беда-лебеда!.. Снасть! Вот, бери снасть. — Он полез под кровать, достал оттуда ошейник в медных заклёпках и бляшках с неизвестными письменами и знаками и ремешок узкий с кисточками по всей длине. Возле петли, за которую поводок рукой держат, была надета большая стеклянная бусина старинного вида.

Дядя Федя обрядил Шарика в ошейник. Погладил и сказал:

— Идите теперь туда, где тех собак выгуливают. Я скоро.

Лиза понурая шла, ничего не говорила. Гришка её утешал — мол, дядя Федя не подведёт.

Детей с собаками на берегу прибавлялось мало-помалу. Известно, городские, утомлённые телевидением дети на летних каникулах любят поспать подольше. Гришка и Лиза прогуливались с Шариком, ни на кого не обращая внимания. Зато владельцы высокопородных собак то и дело поглядывали на Шариков ошейник и поводок. Один из них, Костя Гостев, владелец эрдельтерьера, предложил Лизе выменять ошейник и поводок на губную гармошку.

Лиза и Гришка разговаривать с ним не стали.

Вдруг послышался шум. На берегу появились дачники в шортах. Каждый нёс грабли. Впереди — дядя Федя без граблей. Ему, как бригадиру, некогда сено сгребать: всё своё время он решил распределить на показ приёмов труда и словесное обучение.

— Перед работой, — говорил дядя Федя, — хорошо перейти речку вброд. Холодная вода придаёт бодрость и ударное настроение. А это что?! — вдруг воскликнул дядя Федя таким голосом, словно споткнулся о небольшую Пизанскую башню. — Удивительно! Откуда у нас такое чудо?

Дачники с граблями стали смотреть по сторонам. Но дядя Федя привлёк их внимание туда, куда надо, присев перед Шариком на корточки.

— Сюда смотрите! Это же африканская вангва! Шарсимба! Охотник на львов. Перед вами, товарищи, прекрасный экземпляр щенка этой редкой, отважной собаки.

Один из дачников возразил.

— А вы, — сказал, — не заблуждаетесь? По-моему, это дворняжка.

— А кто, по-вашему, был моряком дальнего плавания, я или ещё кто-нибудь? — спросил дядя Федя.

— Я, во всяком случае, не был, — сконфузившись, признался дачник.

— Вот именно. — Дядя Федя поднял Шарика на руки, поглядел его зубы, когти, нашёл какие-то обязательные для африканской вангвы бородавки и пятно на хвосте. — Ошибки быть не может, — сказал он. — Вангва! Шарсимба! Чудо!.. Я, когда с завода ушёл — мы на заводе с Пашкой работали, он академик нынче, — куда я наладился? В торговый флот. Не могу на одном месте долго сидеть — характер движения просит… Вы знаете, какой раньше у нас был флот? Очень небольшой. Месяц в океане идёшь, два — своего флага не встретишь. Всё английские, голландские и прочий капитализм. А сейчас? Мне мои друзья-моряки рассказывают: приветственные гудки по всем широтам. Из-за мыса вырулишь — навстречу корабль с красным флагом. «Привет, братишки, куда путь держите?» Вот сейчас как! — Дядя Федя поцеловал Шарика, для чего стал на четвереньки. — Чучулуп мау лефу назия пык! приказал он.