Лазоревая степь (рассказы) - [60]

— Тебе хорошо рассосуливать, — кипятился сутулый Колька, — у тебя хозяин в роде апостола, а доведись до мово, так он за комсомол да за договор вязы мне на боксвернет!..

— Небось, не свернет! — возражал другой.

— И свернет, ежли будешь один! А ты думал как? Один палец, к примеру, ты мне сломишь ажник хрустнет, а ежли я все их да в кулак сожму, тогда сломишь? Нет, брат, я тебе этим кулаком жевалки вышибу!.. — под дружный хохот говорил Федор. — Вот в такой кулак и мы должны слепиться. Довольно мы хозяевам за дурняка работали! Все вы получаете: кто рупь, кто полтину, а я трояк и работаю легче вас!..

— Верно-о-о!.. — гудели голоса.

Собирались обыкновенно ночью, за гумнами, и просиживали до кочетов. На пятое воскресенье Федор внес такое предложение:

— Вот што, братва, вчера поделили траву, не ныне-завтра зачнется покос, давайте завтра об‘являть хозяевам, пущай повышают жалованье и заключают договора, а нет, мол, бросим работу!..

— Нельзя так! Дюже круто!..

— Нас повыгоняют!

— Без куска останемся!..

— Не выгонют! — багровее закричал Федор. — Не выгонют затем, што на носу покос! Гайка у них ослабнет без работников остаться!.. Нельзя так жить! Батрачком спрашивает: вы как наняты? Один говорит: „мол, я хозяину родня“, другой — „живу по знакомству“. А за вас, окромя вас, никто хлопотать не будет!

После долгих споров на том и порешили.

Наутро поселок заволновался и загудел, как встревоженный выводок оводов. Вот-вот покос, а в самых богатых дворах забастовали батраки…

Утром Федор, услышав крик, выбежал за ворота.

Захар Денисович с ревом выкидывал на середину улицы пожитки Митрия, а тот с решительным видом собирал их в кучу и глухо бубнил:

— Погоди, погоди! Просить будешь, да не вернусь!..

— Провались ты к чортовой теще, штоб я тебя стал просить!..

Увидев Федора, Захар Денисович повернулся к кучке зажиточных мужиков, о чем-то горячо толковавших на перекрестке, и, надувая на лбу связки жил, заорал:

— Хрисьяне!.. Вот он смутьян, заправила ихний!.. В дреколье ево — сукиного сына!..

Федор, сжимая кулаки, торопливо пошел к нему, но Захар Денисович, как мышь, шмыгнул в ворота и трусливо заверещал:

— Не подходи, коль жизня дорога!.. Разнесу!..

Кусочек разговора, происходившего этой же ночью на одном „совещании“

— …Как хотите, воля ваша, а я свово работника прогонять не буду! По мне, пущай он будет партейный, лишь бы дело делал. Договор — тоже не расчет… Накину я ему трешницу на месяц, пущай, а ежли он уйдет — у меня на сотни убытку будет!..

— Правильно, кум!.. У меня вот баба захворала, с кем я должон управляться?..

— Я тоже так кумекаю.

— Вот што, братцы!.. Заключим с ими договора, набавим жалованье, как по закону, в неделю один день пущай празднуют… Ты, Захар, молчи!.. Тебя суд припрег платить 30 рубликов! То-то оно и есть!.. До поры до времени и нам с рук сходит!

— Чево там попусту брехать! Раз подошло такое дело, значица, надо смиряться. На трюшнице урежем, а сотни терять… Эка глупость-то!..

— Теперь попробуй найми!..

— Обожгешься!

— Пущай будет так!

— А этого подлеца, какой разжелудил их, проучить надо. Ученый какой нашелся, язви его…

— Федька, ить он комсамалист!.. Он когда у меня жил — всю душу вымотал! С ножом за мной по двору гонял, спасибо рабочие отбили, истинный бог… Да теперича попадись он мне…

— Мой сыняга говорил, они посля игрищу за Федотовым гумном собираются. Там он их наставляет…

— А што ежли двум — трем перевстреть ево с колышками?..

— Поучить надо! Штоб этой нечистью и не воняло!

— Захар Денисыч, ты пойдешь?

— Господи! Да я с великой душой!.. Мне бы колышек какой потяжельше…

— До смерти не будем.

— Там видно будет! У меня, как сердце разыграется, держись!

— Сколько нас? Трое, што ль? Ну, пошли!..

Темной ночью…

Вечером дед Пантелей, видя, что Федор собирается куда-то итти, улыбаясь, сказал:

— Ты, в рот те на малину, сидел бы дома. Заварил кашу, так не рыпайся!..

— А што?

— Тово, што ушибить могут!

— Небось!.. — засмеялся Федор и задами пошел к гумнам. На этот раз ребята собрались не скоро. Часа два прошло в разговорах. Настроение у всех было бодрое и веселое. Обсудив положение, поделились новостями и собрались расходиться.

— Идите врозь, штоб люди не болтали, — предупредил Федор.

Ночь висела над степью дегтярно-темная, тучи, как лед в половодье, сталкивались и громоздились одна на одну, громыхал гром, за лесом чертила небо молния. Федор отделился от остальных ребят и пошел прежней дорогой. Сначала он хотел пройти задами, но потом раздумал и свернул в свой проулок. Присев над плетнем, он хотел закурить, но порыв сухого, горячего ветра потушил спичку. Сунув цыгарку в карман, Федор подошел к воротам. Он ничего не ожидал и не видел, что сзади крадутся двое, а третий стоит, карауля на перекрестке…

Едва лишь взялся за скобку калитки, как сзади кто-то крякнув махнул колом: удар пришелся Федору по затылку. Глухо застонав, он всплеснул руками и упал возле ворот, теряя сознание… · · · · · ·

Деда Пантелея нещадно кусали блохи. Долго ворочался, кряхтел, потом скинул на землю овчинную шубу и совсем уж собрался уснуть, как вдруг с надворья послышался стон, топот ног, и приглушенный свист. Свесив ноги, он прислушался: свист повторился. „Федьку застукали!“ — мелькнула у деда мысль. Прыгнув с постели, он ухватил со стены древнее шомпольное ружье, из которого стрелял на бахче в грачей, и выбежал на крыльцо. Возле ворот кто-то протяжно стонал, топотали ноги, сочно чавкали удары… Подняв курок, дед выбежал за ворота, рявкнул: