Лажечников - писатель и мемуарист - [7]

______________

* "Записки" Н.Б.Долгоруковой (Шереметевой) впервые были напечатаны в журн. "Друг юношества", 1810, № 1.

Лажечникова, писателя-романтика, не могла оставить равнодушным история этой подвижнической жизни, как не оставила она равнодушными К.Рылеева и И.Козлова, посвятивших ей свои поэтические произведения. Вот круг лиц и событий, который должен был получить развитие в этом последнем романе Лажечникова. Интересно, что в наши дни этот исторический материал привлек внимание В.Пикуля, который создал на его основе роман "Слово и дело".

4

Заметное место в литературном наследии Лажечникова занимают его мемуары. Писатель обращается к ним в середине 50-х годов, когда русская мемуаристика совершила качественный скачок в своем развитии. В это время появляется ряд интереснейших мемуаристов: П.В.Анненков, И.И.Панаев, А.Я.Панаева, со своими воспоминаниями выступают И.С.Тургенев и И.А.Гончаров, А.И.Герцен начинает работу над "Былым и думами". Определенное место в классике русской мемуаристики занимают и воспоминания Лажечникова.

Три с половиной десятилетия охватывают мемуары Лажечникова. Точкой отсчета для автора явились события 1812 года, которым посвящены два очерка мемуарного цикла - "Новобранец 1812 года" и "Несколько заметок и воспоминаний по поводу статьи "Материалы для биографии А.П.Ермолова". Лажечникову удалось, вспоминая события своей юности, воссоздать самый дух того незабываемого времени. Лихорадочно-тревожная атмосфера накануне вступления французов в столицу, растревоженная, стронувшаяся со своего места Москва - обозы покидающих столицу жителей, повозки с ранеными, толпы пленных, зловещее зарево на небе - отблеск горящей Москвы - все это живо предстает со страниц воспоминаний Лажечникова. На этом фоне писатель рисует запоминающиеся портреты исторических лиц, с которыми столкнуло его национальное бедствие.

Вот Барклай де Толли с его "величавым, спокойным, холодным взором", "голым, как ладонь, черепом". Взгляд Лажечникова на это трагическое лицо эпопеи 1812 года совпадает с почтительным преклонением перед этим полководцем Пушкина. По мнению Лажечникова, это "великий полководец, который с начала войны до бородинской отчаянной схватки сберег на плечах своих судьбу России".

Вот Сергей Глинка, призывающий на Поклонной горе народ к борьбе с неприятелем. Мемуарист сообщает такие живые штрихи к портретам известных деятелей прошлого, которые придают им объемность. Так, если о С.Глинке известно, что он был издателем реакционного журнала "Русский вестник", так называемым "квасным патриотом", то из мемуаров Лажечникова мы узнаем, что это был и безрассудно щедрый, благородный человек, который раздавал свои деньги и вещи бедным, сам же ходил в жестокие морозы в одном сюртуке, без шубы. По-видимому, патриотизм С.Глинки при всей своей официозности проистекал из чистого искреннего чувства, чего нельзя сказать о другом деятеле того времени - Ростопчине. Мемуары Лажечникова при всей своей фактической точности (автор писал их на основании ранних записей и дневников) грешат и субъективностью. Так, Лажечников явно преувеличивает роль московского градоначальника Ростопчина, автора пресловутых "ростопчинских" афишек, написанных в псевдонародном духе, который играл на народных чувствах, а в решительную минуту сбежал, бросив на растерзание толпе невинного Верещагина.

В другом очерке Лажечникова, посвященном Отечественной войне, в центре внимания - заграничные походы русской армии 1813-1815 годов. Картина разрушенного, заваленного трупами Вильнюса, изнурительное преследование отступающей французской армии, отношения русских воинов с местным населением, офицерские беседы на бивуаках - все это в значительной мере обогащает наше представление о заключительном периоде войны. На переднем плане этой пестрой картины - портреты генералов 12-го года: Н.Н.Раевского, А.П.Ермолова, А.И.Остермана-Толстого. Автора воспоминаний волнует вопрос: кто сыграл главную роль в победе под Кульмом - Ермолов или Остерман-Толстой? Для нас же ценнее живые характеристики этих замечательных людей, которые сообщает Лажечников Ермолов с его "огромной, львиной головой", в распахнутом сюртуке, с его независимостью, прямотой, "врожденной склонностью к сарказму", с "остротами, которые электрически расходились по армии и приобретали ему немало жарких почитателей".

Объемно, "по-домашнему", показан генерал Остерман-Толстой, под началом которого Лажечников служил несколько лет. Этот "рыцарь без страха и упрека", идеал командира в духе "слуга царю, отец солдатам", спартански скромен, неустрашимо храбр, отечески щедр и добр по отношению к подчиненным. Подобная идеализация, основанная на юношеском преклонении перед прославленным военачальником, имела под собой реальную основу. Остерман-Толстой, боевой генерал 1812 года, которому на поле брани оторвало руку, прославился своим ответом адъютантам, спрашивавшим во время ожесточенного боя: что делать? "Стоять и умирать", - неизменно отвечал генерал.

Наряду с этим Остерман-Толстой в изображении Лажечникова - и вельможа старого времени, с присущими ему чудачествами и причудами, вроде обыкновения держать в своей походной палатке орла и ворона, а во дворе дома - медведей.