Лазарит - [46]

— Как такое могло случиться? — поразился Иосиф.

Мартин неожиданно расхохотался. Он сел, выпрямившись, отбросил со лба непокорные пряди волос, и его синие глаза заблестели.

— Сказать по чести, и я сыграл в этом не последнюю роль.

Иосиф растерянно развел руками.

А бывший выученик ассасинов начал неторопливо рассказывать о том, как много лет назад, когда он был всего лишь двенадцатилетним подростком, обитатели крепости Масиаф были взбудоражены грозным известием: по ущельям и сухим руслам рек к твердыне ассасинов приближается неисчислимое войско свирепого гонителя шиитов Садах ад-Дина. Учеников, находившихся в крепости, не посвящали в суть предстоящих событий, но будущие фидаи уже владели искусством выведывать тайны — бесшумно подкрадываться, оказываться в нужное время в нужном месте, видеть и слышать скрытое. Так выяснилось, что Масиаф спешно готовится к длительной осаде.

Затем Мартина призвал его учитель — рафик Далиль — и объявил подростку, что ему, прозванному Тенью, предстоит выполнить задание, которое не под силу даже лучшим фидаи. Ему придется пробраться в лагерь Саладина, прикинувшись брошенным на произвол судьбы франкским сиротой. Это не вызовет особых подозрений, никто не примет его за лазутчика из Масиафа и, скорее всего, его не убьют сразу — султан не одобряет убийство детей, в том числе и детей кафиров. И тогда Тень должен попытаться проникнуть в шатер Саладина.

Иосиф слушал друга с едва скрываемым страхом. Наконец он спросил:

— Неужели тебе, еще ребенку, приказали убить благородного Салах ад-Дина?

— О нет! Я всего лишь должен был передать послание, в котором Старец Горы предлагал султану тайно встретиться. И я с этим справился! — В ровном голосе Мартина даже сейчас слышались горделивые нотки. — Я сумел пробраться к самому шатру, я ел пищу, которую мне, изможденному, предложили его слуги, а затем, улучив момент, вонзил в изголовье ложа султана кинжал ассасина, пригвоздив к нему послание Старца… Но, уверяю тебя, уже тогда я не был послушным фидаи, бессловесным орудием в руках моих наставников. Я был любопытен, поэтому прочитал то, что было написано в этом пергаменте, и узнал, где находится место будущей тайной встречи имама с султаном. Мне хватило легкомыслия, чтобы не задумываться о том, что меня могут убить на месте, узнав, откуда я прибыл. И действительно — когда поднялся переполох, телохранители Саладина едва меня не зарубили. Но я и в самом деле был хорошим учеником в Масиафе и сумел избежать сабель султанских мамлюков.[71] Я ускользнул и понесся по лагерю, петляя среди шатров и палаток, увертываясь и прячась. Наконец, осыпаемый градом стрел, я вскарабкался на отвесный склон ущелья и стал недосягаем для преследователей… Я справился с заданием, а позднее убедился в том, что Старец Горы и султан действительно встречались, вели переговоры и заключили соглашение о том, что разойдутся миром и впредь не станут вредить друг другу. Меня же по возвращении в крепость потребовал к себе сам Старец Горы, чье слово для ассасинов равно слову Пророка. На самом деле он не выглядел старцем, был крепок телом, весьма мрачен, а звали его Рашид ад-Дин Синан…

Тут Мартин неожиданно оборвал себя на полуслове.

«Я, кажется, выпил лишнего, если заговорил об этих вещах с Иосифом», — мелькнуло у него в голове. И хотя он мог довериться другу во всем, от одного упоминания имени таинственного Старца ему стало не по себе.

Приподнявшись, Мартин пристально оглядел окрестности. Вокруг все было тихо: ни малейших признаков чужого присутствия. Журчал ручеек, вытекавший из чаши родника, птицы в зарослях, в том числе и чуткие клушицы, вели себя спокойно, с соседней лужайки доносилось мирное блеяние овец.

И все же он не мог избавиться от озноба. Страх вошел в его душу вместе с произнесенным им именем. Ассасины вездесущи. И если опасности — его стихия, вовсе незачем подвергать им Иосифа, неспособного противостоять жестокой силе и коварству.

— Пора возвращаться, друг мой, — сказал Мартин, поднимаясь. — Уже вечереет, скоро закроют городские ворота.

Иосиф последовал за ним, больше не задавая вопросов.

Первым, кого увидел Мартин, ступив в пыльный двор караван-сарая, был Эйрик. Рыжий угрюмо восседал на ступенях, ведущих на сводчатую галерею, опоясывавшую двор.

Сабира поблизости не было — «подался в свою мечеть», по словам Эйрика, удрученного тем, что сегодня ему едва ли удастся повидаться с милашкой Саннивой. У господ из Незерби все вверх дном, прислуга приводит в порядок багаж и заново упаковывает поклажу. И зачем, спрашивается, эти знатные дамы возят с собой столько нарядов? Разве в пути не довольно одной крепкой и добротной одежки и нескольких пар белья?

Эйрик был сильно не в духе.

— Зря ты сегодня где-то шатался, вместо того, чтобы обхаживать свою леди, — ворчливо упрекнул он Мартина. — Смотри, малыш, проспишь все на свете. А ведь она сегодня, по сути, осталась без присмотра: и сэр Обри где-то пропадал, и храмовники весь день в отлучке. Никто бы и не покосился: кому какое дело. Тут у нас сегодня как в тымархане:[72] собирались те, кто держит путь через Конью, да и новые путники прибывали один за другим. Евматий сбился с ног — ему надо было всех учесть и собрать плату. Насчет нас говорит одно: выступим завтра после полудня. Да и сколько можно тут киснуть — пора бы уж заняться настоящим делом вместо того, чтобы дожидаться, пока сэр рыцарь наберется духу задрать подол одной английской красотке. Помнится, в Триполи ты был куда расторопнее с графиней Эшивой!