Лазарь и Иисус - [7]

В последующие дни он закупил багряные ткани, шелк, египетский хлопок и стал торговать также и этим товаром. А когда лавка оказалась тесной, то упросил отцов города дать ему денег под проценты и большую лавку. Те исполнили его просьбы, ибо он был для них главным свидетелем того, что Иисус не Христос и что не было воскрешения, о котором шли в городе толки.

Меж тем в народе было волнение, и все больше иудеев шло за учениками Иисусовыми. Среди них и сестры Лазаря. Верующие каждый день собирались в разных домах, слушали проповеди, садились за общую трапезу, продавали свое имущество, а деньги отдавали апостолам. Лазарь по дешевке скупал их добро, потому что они не стремились выручить побольше денег, познав ту радость, какую дарует любовь, и у всех у них было одно сердце и одна душа…

Лазарь богател. Он стал толст, ходил тяжелой и важной поступью, нанял слуг и взял наложницу; как равный с равными, водил дружбу с саддукеями, фарисеями и первыми богачами Вифании; участвовал в советах, созывавшихся раввином из-за того, что число поверивших в Распятого росло и следовало обсудить меры против «ереси», как называли они меж собой его учение. Но часто, оставшись один, в особенности по ночам, Лазарь беспокойно шагал из угла в угол и вздыхал, ибо томили его воспоминания о тех блаженных днях, когда бродил он по городу свободный и беззаботный. Неразрешимая мысль терзала его, он боролся с нею, пытался отогнать, забыть, но она неотступно мучила его разум.

Однажды утром перед его лавкой остановился худой человек с измученным, но хитрым лицом и нависшими ястребиными бровями. Из-под них глядели колючие серые глаза, и невозможно было понять, пришел этот человек перекинуться шуткой или же владеют им жестокие и мрачные помыслы. В руках он держал кошель, а на руке висел дивный хитон, мгновенно узнанный Лазарем.

Переступив порог, незнакомец остановился в дверях и сказал:

— Я Иуда Искариот, который предал Иисуса, поцеловав его, потому что жалел его так же, как жалели и любили тебя, когда ты был слабоумен. Я пришел взглянуть на тебя и кое-что купить. Ты мой единомышленник, ибо знаешь, что тот несчастный обманывался сам и вводил в обман других. Я был при твоем пробуждении и поддержал тебя, когда ты пошатнулся. И спросил, видел ли ты царствие небесное, но ты промолчал… Это хитон Распятого. Я купил его у стражников на Голгофе. Он соткан целиком, и поэтому они не могли поделить его иначе, как продав, чтобы поделить меж собой деньги. — Оцени его и скажи, сколько добавить сребреников, чтобы ты отдал мне поле самаритянина, купленное тобою на днях. Оно невелико и родит не больше одного хомера пшеницы…

— Не по душе мне иметь дело с тобой, Иуда Искариот, но коль пришел ты ради торговой сделки — Давай сюда хитон и добавь к нему тридцать сребреников, и поле будет твоим… И советую поскорее убраться из города, потому что если последователи Иисусовы узнают тебя, то убьют, — сказал Лазарь.

— Слушай, — молвил Иуда, — я пришел к тебе потому, что ты единственный, кто может понять меня… Помнишь ли, каким выглядел этот мир, когда был ты недоразвит и слабоумен? Ты видел его таким, каким его видит младенец, и сердце твое было вольным и беззаботным. Я знаю это по своему детству и знаю, что ты и сам размышлял об этом. А когда он соблазнил меня царствием небесным и я пошел за ним, то перестал быть веселым и вольным. Душа моя заметалась, ибо он отнял у нее свободу, обманув и связав великим своим безумием, которым будет тиранствовать над человеком. Тебя он усыпил* но не сумел усыпить мой разум. Однако он поранил душу мою и смутил мой здравый рассудок… Узнал я, что ты свидетельствовал против него и лавку приобрел благодаря этому… Потому берегись и ты тоже! Деньги эти я получил от Каиафы, Анны и Александра, иерусалимских первосвященников, за кровь его, и должно им перейти в твои руки, ибо у нас общая с тобой судьба… На вид ты здоров, но не точит ли червь твое сердце?

— Я сказал перед народом истину! — возразил ему Лазарь. — Совесть моя чиста, и никакой червь не точит мне сердца…

— Истину? Какую истину и что есть истина? Уж не в твоей ли торговле она и в этих сребрениках? — сказал Иуда и швырнул ему кошель. — Меня ты обмануть не в силах!

Засмеялся Иуда и ушел, а на другой день, когда им предстояло письменно подтвердить заключенную сделку, узнал Лазарь, что тот повесился на единственном дереве, что стояло в поле самаритянина. Осталось поле за Лазарем, и это радовало его, однако участь Иуды и последние его слова смущали и побудили снова усомниться в своем рассудке…

Под вечер он закрыл лавку и зашагал к тем купам смоковниц, под которыми он некогда любил слушать кузнечиков и смотреть в небо. Виновато приплелся туда, опустился на прежнее место и попытался воспринять благодатную былую радость, но сердце молчало так же, как молчало небо. Лазарь испытывал гнетущую пустоту — такую же, какая теперь нависла над ним с небес, и тщетно силился сбросить ее с себя. Он вернулся в лавку, но на этот раз не ощутил той радости и удовлетворе ни я, какое обычно ощущал, обводя взглядом свою богатую, забитую товаром лавку. Встречные отворачивались от него, делали вид, будто не замечают, голоса у колодца смолкали, когда, мрачный и злой, он проходил мимо, раздумывая об Иуде и его судьбе, дети при его приближении разбегались. И чем больше утверждался он в мысли, что следует верить лишь в собственный разум и что Иисус есть ложь, тем сильнее ненавидел его последователей и своих сестер, ибо все, что терзает разум, — гнетет человека и человек спешит отречься от этого и возненавидеть.